Савелло стоял один, побагровев от ярости. Кеччо повернулся к нему, губы искривила насмешливая улыбка.
На следующий день состоялось секретное заседание совета, о котором заранее не узнали ни Кеччо, ни его друзья. Но потом нам стало известно, что на заседании обсуждались условия капитуляции, предложенные Лодовико. Герцог потребовал, чтобы детей графа передали ему, а для управления городом предлагал создать комиссию, часть членов которой назначил бы он, а часть — жители Форли. Вскоре после полудня вошел слуга и сообщил, что к дворцу пришли Никколо Торниелли и другие члены совета. Кеччо спустился к ним, и Никколо заговорил, едва увидев его:
— Кеччо, мы решили, что будет лучше, если заботу о детях графа Джироламо мы возьмем на себя, и пришли, чтобы ты передал их нам.
Кеччо ответил коротко:
— Если это все, Никколо, вы можете идти…
— Мы не уйдем без детей, — прервал его Антонио Ласси.
— Как я понимаю, это зависит от меня, а я намерен держать детей у себя.
— Поосторожнее, Кеччо, не забывай, что ты не наш правитель.
— А кто ты, Антонио, хотелось бы мне знать?
— Я член совета Форли, как и ты, не больше и не меньше.
— Нет, сейчас я скажу тебе, кто ты, — яростно вскричал Кеччо. — Ты жалкий трус, попавший в совет благодаря тирану, и ты помогал ему угнетать людей, которых я освободил, и люди оплевывали тебя. Ты жалкий трус, который переметнулся ко мне, когда я убил тирана, и в своем рабском подобострастии предложил избрать меня правителем, и я плюнул на тебя. А теперь ты снова боишься и пытаешься примириться с герцогом, предав меня. Это от тебя поступило предложение выдать меня Лодовико. Вот кто ты такой. Посмотри на себя и возгордись!
Антонио уже собрался ответить, но Никколо остановил его:
— Помолчи, Антонио. А теперь, Кеччо, передай нам детей.
— Не передам, или вы меня не поняли? Я спас им жизнь, и они по праву мои. Они мои, потому что я убил графа, потому что я взял их в плен, потому что сейчас они у меня, и потому что они залог моей безопасности.
— Они залог и нашей безопасности, и мы, совет Форли, требуем от тебя, Кеччо д’Орси, отдать их.
— И я, Кеччо д’Орси, отказываюсь!
— Тогда мы возьмем их силой.
Никколо и Антонио шагнули вперед. Кеччо выхватил меч:
— Клянусь Богом, я убью первого, кто переступит порог моего дома.
Постепенно собирались люди, и теперь за спинами членов совета гудела огромная толпа. Они жадно ловили каждое слово, радуясь возможности унизить недавнего героя. Они насмешливо гоготали, когда Кеччо орал на Антонио, а теперь принялись кричать:
— Дети! Отдай детей!
— Говорю вам, не отдам!
Они начали свистеть и ругаться, обвинять Кеччо, что навлек на город беду, называть тираном и узурпатором. Кеччо смотрел на них, его трясло от ярости. Никколо приблизился еще на шаг.
— Отдай их, Кеччо, или тебе будет хуже.
— Еще шаг, и я тебя убью!
Терпение толпы лопнуло. В нас полетели камни. Один задел лоб Кеччо, и по щеке потекла струйка крови.
— Отдай нам детей! Отдай нам детей!
— Мы вызовем солдат, — пригрозил Антонио.
— Дети! — ревела толпа. — Он их убьет! Отберите их у него!
Толпа подступала. Члены совета и передние ряды подошли к нам почти вплотную, так что едва не натыкались на обнаженные мечи. Еще мгновение, и все закончилось бы для нас трагически: против двухсот человек мы устоять не могли. Внезапно на верхней ступеньке лестницы появился Бартоломео, который вел за руки мальчиков.
— Остановитесь! — крикнул он. — Остановитесь, вот дети!
Кеччо обернулся.
— Я их не отдам. Уведи их!
— Я никогда тебя ни о чем не просил, Кеччо, — ответил Бартоломео. — Всегда делал то, что ты говорил. Но сейчас взываю к тебе: отдай детей.
Я присоединился к нему:
— Детей надо отдать. Или нас всех убьют.
Кеччо постоял в нерешительности. Потом молча повернулся и ушел. Мы приняли это за согласие, и Бартоломео передал испуганных детей членам совета. Толпа радостно завопила, и горожане ушли с добычей, торжествуя…
Я отправился на поиски Кеччо и нашел его одного. Он слышал крики толпы, и рыдание сорвалось с его губ: слишком велико было унижение.
Якопо Рончи и обоих сыновей Бартоломео мы отправили в город, чтобы выяснить, что происходит. Мы не знали, что заставило членов совета прийти к дворцу д’Орси, но логично предполагали, что для такой смелости должны были быть причины. Мы также понимали, что потеряли и власть, и надежду. Колесо провернулось, и мы оказались в самом низу. Через несколько часов вернулся Алессандро Моратини.
— Совет снова заседает, и на заседание прибыли вражеские посланцы. Это все, что я узнал. Все злобно смотрели на меня и замолкали при моем приближении. Я спрашивал, но они отвечали, что ничего не знают, ничего не видят, ничего не слышат.
— Подонки! — фыркнул Маттео.
— И это те самые люди, ради которых мы рисковали жизнью и состоянием! — поддержал его Бартоломео.
Кеччо с любопытством посмотрел на него, и, как и он, я подумал о нашем бескорыстии! Алессандро, доложив об увиденном и услышанном, налил себе вина и выпил. Мы сидели молча. Время шло, приближался вечер, минуты растягивались в часы. Запыхавшись, прибежал Якопо Рончи.
— Я все узнал. Совет решил сдать город герцогу, который обещал, что простит все и позволит им править самим, если они отдадут детей и предоставят ему право назначить половину членов совета.
С криком мы вскочили на ноги.
— Я этого не допущу! — воскликнул Кеччо.
— Если заговорщики будут чинить помехи, их объявят преступниками и назначат цену за голову каждого.
— Как далеко зашли переговоры? — спросил я.
— Гонцы отправлены к герцогу.
— Тогда нельзя терять время.
— О чем ты? — спросил Кеччо.
— Мы должны бежать.
— Бежать?!
— Или нас возьмут живыми, а вы знаете, чего ждать от Катерины и Лодовико. Не верьте их обещаниям простить всех.
— Их обещаниям я не верю, — с горечью ответил Кеччо.
— Филиппо прав, — кивнул Бартоломео. — Мы должны бежать.
— И быстро! — добавил я.
— Я не могу выйти из игры, — покачал головой Кеччо. — И что станет без меня с моими сторонниками?
— Их, возможно, простят, если они подчинятся герцогу. А от вас здесь пользы никакой. Находясь в безопасности, вы хоть как-то, но сможете влиять на события. А самое главное, останетесь живы.