— Ты хочешь, чтобы человеку, нажимавшему на кнопку, мы отомстили лично?
Действительно, чего еще я хочу?
— Да нет. Ты сможешь перерезать ему глотку кухонным ножом?
Лешка покачал головой.
— Полиция сама разберется, — сказал я.
Я поставил фотографию Анны на место. И снова посмотрел куда-то в верхний угол комнаты. Почему я считаю, что мертвые непременно левитируют?
Дождь лил, не переставая. У меня струи воды потоком стекали по щекам. Мы дошли до калитки, и рука моя уверенно — задумайся я, никогда бы не вспомнил, где он точно, — нашла разболтавшийся засов. И тут что-то меня остановило. Кудинов, шедший за мной следом, нетерпеливо ткнул меня в спину рукой. Но взгляд мой был неудержимо притянут едва различимым в темноте предметом.
Это был почтовый ящик. Такие в Америке стоят перед каждым домом в пригороде или в сельской местности: закрепленный на столбике на высоте груди, с полукруглым, как половинка трубы, верхом. В Эстонии я таких не видел, хотя, возможно, нечто похожее устанавливают в Скандинавии. Во всяком случае, у Анны слева от калитки был именно такой ящик на столбике, только побольше.
— Вы, друг мой, идете или нет? — прошипел мне в спину Лешка. — Вы, вероятно, не заметили, но мы стоим под холодным душем.
Я действительно об этом и не думал. Я открыл дверцу ящика — она, как и в Штатах, на замок не запиралась, — и вытащил из него пачку рекламных буклетов и листовок, пару конвертов и какую-то тонкую, видимо, местную, газету. С моего рюкзачка вода лилась струей, но внутри было сухо. Я поспешил сунуть в него Аннину почту и застегнул молнию. Кудинов с интересом смотрел на меня, но от комментариев воздержался.
— Теперь можно? — спросил он. — Ну, небольшая пробежка до машины?
Я посмотрел на него. Я не забыл, что уже просил об этом Августа, но эффект незавершенного действия давал о себе знать. Для меня-то ведь это может так и остаться загадкой.
— Слушай, мы все равно уже всюду наследили. Давай разберемся и со стариком.
— Все, что вашей душе угодно, — с готовностью отозвался мой напарник.
Мы забежали под навес над крыльцом Марет. Почему люди — не собаки? Сейчас бы встряхнулись всем телом, как наш Мистер Куилп — окатывая всех вокруг, как из шланга, — а сами уже не насквозь мокрые. А то стоим, зуб на зуб не попадает: Лешка с прилепленной к черепу шевелюрой (я-то в бейсболке), и каждый прижимает к телу винчестер, придерживая его под курткой за приклад. Не довести бы усатую бабушку до инфаркта, когда она нам откроет. А с другой стороны, Марет у себя не одна, и неизвестно, сколько там еще народу кроме этого старика.
Я поделился своими сомнениями с Лешкой.
— Она же тебя видела? — сказал он. — Иди один, вроде бы водопроводчик. А я тебя прикрою с винчестерами.
Очевидно, наш шепот был слишком громким. За дверью вдруг раздался старческий женский голос. Марет спрашивала на родном языке, но смысл был понятен.
— Откройте, пожалуйста, Марет, — по-русски сказал я. Как там его звали? А! — Это Мартирос. Я приезжал чинить котел вашей соседке. Вы просили зайти.
Марет принялась что-то ворчать по-эстонски, типа «Носит тебя нелегкая в такую погоду!». Тем не менее лязгнул засов, повернулся ключ, и дверь отворилась.
Она в прихожей была одна. Фланелевое платье, плечи закрыты шерстяной шалью, на ногах — теплые домашние тапочки.
— Зач-чем — так — поздно? — спросила старушка, подбирая русские слова.
Тут она увидела за моей спиной второго мужчину и, похоже, пожалела, что открыла дверь. Лешка, убравший ружья за стену, чтобы их не было видно, широко и открыто улыбнулся.
— Извините, — сказал я, — но мы пришли не из-за котла. Это по поводу вашей соседки.
— Такой — не-счастье! — Марет даже забыла о том, что наверняка намеревалась сделать — спросить, а кто же тогда мы. — Кто хотел ее уб-бивать? Зачем? Полиция мне нич-чего не сказал.
— Обязательно скажет, — заверил ее я. — Марет, кто еще живет в вашем доме?
Блеклые голубые глаза старушки за толстыми стеклами линз смутились.
— Ник-кого нет.
— Марет! — укоризненно произнес я.
Тут в прихожей, крадучись и прижимаясь к стене, появился старик, которого я видел через окно. Он был мужчиной: прятаться не стал, наоборот, в руке его был молоток.
— Здесь ник-кого нет, — повторила Марет, облизывая губу под тонкой щеточкой усов.
Я улыбнулся.
— Тогда обернитесь!
Старик, явно понимающий по-русски, принял обороняющуюся позу. Не похоже было, что он умел пользоваться молотком, разве что чтобы забить гвоздь.
Они с Марет быстро обменялись парой фраз. Диалог мог быть таким.
Старик: Кто это такие? Зачем ты открыла им дверь?
Марет: Я не знаю, кто они такие. А ты что приперся сюда с молотком? Думаешь, сможешь нас так защитить?
Старик (смело, поднимая молоток вверх): Еще как смогу!
— Кто это, Марет? — спросил я.
Старушка судорожно сглотнула.
— Мы не причиним вам никакого зла. Я просто должен знать.
— Это не ваш-ше дело, — вдруг произнес по-русски старик, по-прежнему держа молоток наизготовку. — Вы сам-ми кто?
— Отец, положил бы ты свое оружие, — мирно сказал ему Кудинов, пригибая к дверному проему оба ствола винчестеров так, чтобы их было видно. — Мы тоже не с карандашами сюда пришли, но мы же не наставляем их на вас.
Старик опустил молоток, а Марет от волнения присела на стоящий у входа табурет.
— Эт-то же не вы уб-бивать Анна?
— Конечно, нет. Но мы хотим знать обо всех, кто к этому причастен.
Говоря это, я уже знал, что мы пришли зря. Не так ведут себя люди, замешанные в убийстве.
— Мы хотим знать, кто этот человек у вас в доме? Он что, только что приехал?
Старики переглянулись.
— Нет, — не поддалась на легкую ловушку Марет. — Эт-тот человек здесь живет, только… Только мы не хот-тим, чтобы все это знали.
— Это ваш друг?
Марет вдруг зарделась, как девушка на выданье.
— Да, друг.
— А кто еще есть в доме?
— Больше ник-кого нет.
— Мы можем посмотреть? — спросил Лешка.
Он протянул мне один карабин и, не дожидаясь формального разрешения, вошел в дом.
— Побудь здесь, — сказал он мне.
Широкими шагами — засиделся у себя в Лесу, засиделся! — Кудинов пробежался по комнатам первого этажа, потом одним махом поднялся по лестнице в мансарду. Не прошло и минуты, вот он, снова на своем месте.