Вот она протискивается к стеллажу за моим креслом, достает оттуда папку, протискивается обратно, задевая мое плечо затянутым в джинсы бедром, в котором нет ни одной лишней клетки, а потом замирает у моего стола. Пока она говорит, я вижу полоску ее упругого шоколадного живота между джинсами и какой-то маечкой, вижу ее пупок с торчащим в нем серебряным колечком, слышу ее низкий, влажный, волнующий не меньше, чем ее тело, голос.
Я долгое время подозревал Элис, что она все-таки ко мне приставлена.
Ну, не может такая девушка, которой место в Голливуде или на Бродвее, терять время в офисе хотя и процветающей, но все же очень небольшой компании с практически отсутствующими перспективами карьерного роста! Потому что при очень приличном обороте нашего турагентства, тяготеющем к десятку миллионов долларов в год, штатных сотрудников в нем двое — Элис и я. Джессика, хотя и является вместе со мной соучредителем и, соответственно, совладельцем Departures Unlimited, практического участия в работе не принимает. А остальных нужных людей — искусствоведов и историков, сопровождающих наших образованных состоятельных клиентов по центрам культуры всего мира, а также скалолазов, спелеологов, дайверов и прочих экстремалов, берущих под свое крыло пресыщенных клиентов, — мы просто нанимаем под конкретный проект. Так что карьерных возможностей у Элис ровно две: оставаться на своем месте или попытаться занять мое.
Есть и третий вариант — создать такое же собственное агентство. У Элис для этого есть все: умение, опыт, контакты. Она-то справится, вот только, где мне искать новую помощницу? Чтобы этого не случилось, я постоянно повышаю и ее зарплату, и ее статус. А в прошлом году я просто сделал Элис младшим партнером — мы с Джессикой подарили ей 10 % акций. Джессика, разумеется, отнеслась к этой моей затее не без подозрения. Ей, как и мне самому, до сих пор не понятно, как это между Элис и мною по-прежнему сохраняется дистанция — социальная и физическая. Однако малейшее изменение в наших отношениях она просекла бы мгновенно, еще до того — так что долго убеждать ее не пришлось.
Забавно, но новый статус Элис в агентстве немедленно отразился на тоне наших разговоров.
Пример. Вот пару дней назад — точно, позавчера это было! — я сообщаю Элис, что уеду дней на десять в Израиль. Якобы, чтобы самому проверить маршрут, по которому нам скоро отправлять короля готовой одежды Сохо по имени Соломон Мойн и его не менее пожилую, толстую и почтенную супругу Гиту. Это наши постоянные клиенты, довольно милые, хотя и из старого мира, с которыми мы (пока еще мы с Джессикой, без Элис) обязательно обедаем дважды в год после их возвращения из путешествий.
— Хм, у нас же иудейские древности были обкатаны бог знает когда, — говорит Элис.
Это правда. По этому маршруту мы отправили уже десятка два — да куда там, с полсотни — клиентов. Разница в том, что теперь целесообразность решения босса ставится под сомнение. Раньше Элис спросила бы просто, на какое число заказать мне билет, какие гостиницы, где, когда — что-нибудь такое.
— Именно поэтому! — ровным голосом говорит шеф Элис. — Спектакль, который идет каждый день, какое-то время становится лучше, а потом разбалтывается. Нам надо придумать что-то новое! А то они соберутся на Хануку, а воспоминания у всех одни и те же.
Хотя какого черта я оправдываюсь?
— Может, тогда это лучше сделать человеку со свежим взглядом?
Так, впроброс! В смысле, посиди сам в офисе, а проветриться поеду я! Но в этом скрытом упреке тоже есть доля правды. Мне надо почаще посылать на разведку и обкатку Элис — она справится с делом не хуже меня. Но где мне найти такую же толковую ассистентку в офис? Вечный эгоизм боссов: вот так, думая придержать лучших работников, они их и теряют.
— Кстати, — как бы раздумывая на ходу, протягиваю я. — Тебе нужно подумать, где найти человека, который сможет заменить тебя в офисе. Не целиком, разумеется! Но так, чтобы снять с тебя большую часть технической работы.
Это для Элис новое! На самом деле, ее карьерный рост заключается в этом: новые обязанности, новые горизонты. На лице Элис проявляются все признаки радостного смущения: рот открывается в полуулыбке, глаза вспыхивают, но тут же опускаются вниз. Белая женщина еще бы и зарумянилась, но у мулаток, по моим далеко не исчерпывающим наблюдениям, от удовольствия цвет лица заметно не меняется. От страха, когда белые бледнеют, люди с черной кожей становятся серыми — я это наблюдал, — а вот на радость кожа реагирует мало. Так что Элис только обнажила в улыбке примерно двадцать восемь из тридцати двух ровных белоснежных зубов.
— Это такое повышение?
— Это такая производственная необходимость. Сама знаешь: заказов все больше. Я скоро перестану справляться: нам так и так придется расширяться.
— Так я буду кого-то подыскивать?
Ей нужно подтверждение, как после устного обещания подпись на формальном обязательстве.
— Я, по-моему, выразился предельно ясно.
Элис вооружается своим блокнотом.
— Так, когда билет и где будешь жить?
В английском языке эта разница неуловима, но, по-моему, у нас произошло еще одно изменение. Мы всегда говорили друг другу Элис и Пако, однако, при этом мне казалось, что я с ней — на ты, а она со мной — на вы. Так вот, теперь мне это больше не кажется.
Выполнив свои пока еще прямые обязанности, Элис, покачивая бедрами — они у нее стройные, но походка все равно как-то по-восточному соблазнительна, — выходит из моего кабинета. Вот чего мы точно делать не будем, так это ездить куда-то вдвоем. Как и у всякого металла, у стали, из которой сделана моя воля, есть свой порог сопротивления.
Только что закрывшаяся дверь тут же приоткрывается, и в проеме возникает очаровательный шоколадный профиль с чуть вздернутым тонким носиком и слегка выпяченной нижней губой.
— Я не подаю вида, — говорит Элис, — но на самом деле я все это очень ценю.
И, не дожидаясь моей реакции, закрывает дверь.
Я потом подумал и отпустил Элис в отпуск на время своего отсутствия. Иначе она будет звонить мне по делам по пять раз в день.
Есть еще одна женщина, для которой моя жизнь имеет значение. Я часто думаю — думать ведь свободному человеку не запретишь, — что, не будь у меня Джессики, я мог бы быть счастлив с Элис. И точно так же я знаю, что моя жизнь была бы не менее полной рядом с Пэгги.
Пэгги — это мать Джессики, соответственно, моя теща. Она, конечно, старше меня на девять лет, но где-то сразу после сорока — собственно, столько ей и было, когда мы познакомились, — время перестало испытывать на Ней свою власть. В сущности, теперь, когда и Джессике уже под сорок, они выглядят как две сестры. Надеюсь, эта особенность матери генетическая и передастся ее дочери.
Учитывая наши общие возможности — скидки на все Departures Unlimited и собственное состояние мой тещи, Пэгги при желании могла бы путешествовать круглый год. Она и делает это, только по-своему. И летом и зимой каждое утро, почти без исключения, она садится за мольберт в своем зимнем саду и встает только к вечеру, когда выкурит пачку сигарет и проголодается. Выставлялась Пэгги редко — две-три персональные выставки за всю ее карьеру художницы — при этом, картины ее ценятся очень высоко. Есть такие музыканты, которые почти не выступают, а диски их раскупаются во всем мире, как свежие булочки.