Наш диалог немых можно было бы изобразить так. Тон реплик приводится лишь единожды, так как он от раза к разу не меняется.
Гада (с достоинством, без тени упрека или недовольства): Мы договаривались позвонить моему сыну. Вот я пришел!
Я (доброжелательно): Голубчик, я-то готов! Но как ты собираешься это сделать?
Гада: А что случилось? Пойдем и позвоним.
Я: Куда пойдем? На базу Масуда?
Гада: А куда же еще? Телефон же там!
Я: А ничего? Ты уверен?
Тут происходит явный сбой. Гада понимает, что я высказываю сомнения, но к чему они относятся? Я боюсь идти по городу под обстрелом? Или мне кажется, что опасно укреплять подозрения по поводу наших странных отношений?
Я решаю помочь ему. Я морщу лоб, как бы погружаясь в размышления:
— Хм-хм-хм! Командир Гада! — Я машу указательным пальцем, мол, что-то тут не так. — Хм-хм-хм! Пашá! — я умышленно сделал ударение на последний слог, как Фарук. И опять тот же жест визиря, подозревающего, что евнух водит в гарем государя молодого янычара.
Командир Гада решительным жестом отвергает мои сомнения:
— Фарук — беханоман! Путь свободен!
Знаете, какая мысль вдруг меня посетила? Случаен ли был тот взрыв на борту вертолета? Ведь там, я потом прокрутил это в голове, вспышка была двойная: сначала маленькая, а потом ослепительная. Похоже, что сначала взорвалось что-то небольшое, что спровоцировало взрыв горючего в цистерне. Но чем был вызван этот первый взрыв: технической поломкой или терактом? Что мешало командиру Гаде подложить в вертолет или в вещи кому-то из пассажиров взрывное устройство, чтобы устранить опасного и могущественного человека, у которого он оказался на подозрении? Я имею в виду Фарука.
Правда, Гада мог полагать, что и я полечу на том же вертолете. Меняло ли это что-то в его планах? Возможно, это устраивало его даже больше. Одним ударом уничтожался не только заподозривший его контрразведчик, но и соучастник, и даже сама улика. На изумруд ведь этой гаде плевать — обладание такой ценностью не может принести ничего, кроме несчастий. «Слезу дракона» и не продать, и не подарить нельзя без риска для жизни. Неслучайно у каждой из знаменитых драгоценностей есть свой мартиролог размером с телефонный справочник.
Дальше. Гада, если это он организовал взрыв, не мог предполагать, что я выскочу из вертолета в последний момент. Но узнать об этом было проще простого! О взрыве наверняка были разговоры. Кто-то вспомнил: «Так ведь там же еще и русский был!» И кто-то другой сказал: «Нет, он выскочил в последний момент». И тогда Гада решил убедиться, что сын получил и деньги. Могло быть так?
Нет, вряд ли, по здравому размышлению решил я. Гада не стал бы взрывать вертолет, если бы была хоть малейшая вероятность, что на нем полечу и я. А ведь Рамадан заканчивался, и мой отъезд предполагался вполне определенно. Нет-нет, я по-прежнему представлял для него главную ценность — наша сделка не была завершена. Гада прекрасно понял, что я — человек влиятельный и верный слову: ведь его сын уже был на свободе. Но исчезни этот русский, якобы журналист, кто даст гарантии, что его любимый песарак не окажется снова за решеткой, а он получит обещанные деньги? Ведь неслучайно он тут же примчался ко мне?
Я похолодел. Вдруг кому-то придет в голову та же мысль, что только что пришла мне? Я ведь мог в последний момент выбраться из вертолета именно потому, что это я подложил туда взрывное устройство, чтобы убрать кого-то. Ну, собственно, понятно кого — Фарука! Который начал меня подозревать и мог этим с кем-нибудь уже поделиться. Хотя, нет! Такая мысль могла появиться только в моем бредовом сознании. Мне было гораздо выгоднее уносить ноги из этой страны, пока не стало слишком поздно. Как, кстати, мне и советовал мой внутренний голос. Что-то он, кстати, примолк? Знает, собака, кто его спас!
Мы уже вышли со двора мечети и шли к базе Масуда. Слева от нас горела казарма: в розовом зареве вились сизые клубы дыма и потрескивали искры. Мы шагали посреди улицы, не прячась — при артобстреле это бессмысленно. Кстати, интенсивность его начала стихать — видимо, снарядов было не без счета. Означает ли это, что талибы вот-вот перейдут в наступление? Иначе какой смысл давать противнику прийти в себя!
Командир Гада тоже напряженно о чем-то думал. Он выразил плод своих размышлений в одном слове:
— Замарод? Изумруд?
Я махнул рукой в сторону неба:
— Вертолет, Фарук, замарод. Кульш беханоман!
Кульш — «всё» по-арабски. Я надеялся, что и на дари есть что-то похожее. А второе слово — «беханоман» — я успел выучить здесь. Хана, по-нашему!
Гада забеспокоился. Я попытался, как мог, успокоить его, что в нашей договоренности это ничего не меняло.
— Сын твой, песар, ОК, хуб. Пайса — тоже хуб, — заверил его я. — А остальное — мехтуб!
Как хороший мусульманин, это арабское слово — «Так было написано!» — командир Гада знал.
— Мехтуб! Мехтуб! — глубокомысленно, сведя черной скобкой густые брови, согласился он.
Мы дошли до базы. Двое часовых у въезда болтали, сидя на ящиках. Они сделали нам приветственный жест рукой и вернулись к разговору. Похоже, продолжающийся обстрел никак не мешал налаженному быту.
База казалась вымершей. Посередине двора зияло несколько воронок от снарядов. В крыше продолговатого здания, где работал Масуд, тоже была пробоина, но, видимо, огонь сразу потушили. Похоже, отсюда выехали и штаб, и большая часть бойцов, занявших свои позиции на передовой.
Однако в штабной комнате ничто не изменилось. Увидев меня, парнишка вскочил. Он явно знал, что вертолет разбился, но что я не полетел.
— Душанбе?
— Душанбе, лёт фан!
Парнишка улыбнулся себе под нос. Он уже тоже слышал о единственном в Талукане человеке, который употреблял этот жеманный языковый анахронизм.
Лев принял звонок мгновенно, как если бы он его напряженно ждал.
— Паша! Ну, слава богу! Я был уверен. Я знал, что ты без ребят не полетишь. Господи, я был уверен.
— Подожди, подожди! Ты уже знаешь про вертолет?
— Конечно! Все знают. Только списков еще никаких нет. И все знают, что у вас там началось.
— Началось. — Я отвел трубку от уха. — Слышишь?
Талибы перенесли обстрел куда-то севернее, но ухало различимо. Еще как различимо!
— Слышу! Ты давай там поаккуратнее! Значит, ребят не нашли?
— Нет! А теперь, как понимаешь, и искать никто не будет.
Гада стал проявлять признаки нетерпения.
— Ну а с кассетами хоть все в порядке? — спросил я.
Лев замялся:
— Ты понимаешь… Короче, борт сегодня был, но кассет они не привезли.
Этого мне только не хватало!
— А ты звонил по тому телефону, который я тебе дал?