Второе. Если злосчастная запонка исчезает с правой руки, значит, есть какие-то осложнения. Но, если она вдруг перекочевывает на левую руку, все опять должны быть в полной боевой готовности.
Третье. Стоит запонке появиться на левой руке снова, она и в первом, и во втором случае служит сигналом к теракту. То есть является зажженной ранее спичкой, поднесенной к бочке с порохом.
И остается еще разгадать последний вариант: что, если вдруг запонка вернется на правую руку, минуя левую?
Вдруг существует резервный вариант проведения теракта? Подобную возможность исключить нельзя. В самом крайнем случае, даже при наличии осложняющих моментов – взять и все взорвать!
Или все же есть более логичный ход? Да, так подсказывает логика. Террорист должен быть предусмотрительным, бояться разоблачения. Вообще, это профессия профессиональных трусов. Она предполагает возможность провала. Если отсутствие запонки на правой руке – знак осложнений, то повторное ее появление там же должно, по логике труса, означать полный провал! Крах! «Большой бум», но со стороны врага. Что же касается запасного варианта, то он, безусловно, существует, только вот запонки господина Малля вряд ли помогут его разгадать. На то он и запасной вариант. Хотя… почему бы дипломату не иметь при себе и запасной комплект запонок? Или даже два!!! К тому же подобные украшения бывают разными. Здесь возможно такое разнообразие шифров – целая азбука Морзе.
И вот чем в эту ночь завершил майор Пронин свои теоретические рассуждения: вполне возможно, все аналитико-фантастические построения вокруг дурацкой запонки – лишь развлечение сверхподозрительного интеллекта, а милый, растерянный после встречи с «Могу-ламой» Малль, просто, сам того не сознавая, восстанавливал свое душевное равновесие, теребя манжеты рубашки, снимая и надевая запонки!
Уже под утро майор Пронин позвонил в очень секретный отдел и настойчиво попросил предоставить ему сведения о любых проявлениях активности, исходивших из швейцарского посольства в период с шести до половины девятого вечера прошлого дня. А еще он запросил отчет наружки о передвижениях секретаря Малля и, на всякий случай, повара в течение прошедших суток.
Ответ пришел Пронину довольно быстро, после того как проснувшаяся Агаша накормила майора омлетом с ветчиной и напоила «кофеем» со сливками. Тут-то и позвонил в дверь курьер. Пронин прошел в комнату, на ходу распечатывая пакет. Не садясь за стол, стал просматривать немногочисленные листки с отчетами наружки за прошедший день.
Секретарь Вольф, как и следовало ожидать, заперся в своем кабинете еще в пять часов. Все это время линии связи посольства были плотно загружены. А вот точнехонько в восемь вечера, за полчаса до антракта, в посольство поступил звонок по секретной линии. И не откуда-нибудь, а из-за океана. Разговор длился около двадцати минут. Никто не посягал на секретность дипломатической связи, но доподлинно известно: звонок был чуть ли не из самого Пентагона – военного ведомства Соединенных Штатов Америки!
Пронин даже привстал с кресла. Было о чем задуматься. Он и задумался. Даже Агаша это заметила:
– Иван Николаевич, вы бы присели, – деликатно сказала она, – может, еще кофейку?
– Спасибо, Агаша, не откажусь, – майор машинально сел в кресло.
Да, может быть, путешествия запонки – и бред сыщика, но Вольф получил же в это время какие-то подозрительные директивы. Предполагаемое участие двух дипломатов в террористической деятельности становилось все более явным. Элоранта не обманул подлец-перекрещенец. Малль, несомненно, был связан с американскими военными кругами. Вряд ли его верный секретарь Вольф мог действовать в одиночку без ведома шефа.
Пронин достал папку с досье на секретаря. Углубился в чтение. Просмотрев все материалы, майор в задумчивости стал перекладывать листки. Чутье подсказывало ему, что биография Вольфа, представленная в досье, – липа. Выпускник Сорбонны, лингвист и социолог, увлекающийся футболом? Предположим, эти причуды могут быть у немца, получившего французское образование. Эмигрант из Богемии, осевший в нейтральной Швейцарии в 1940 году, – не поздновато ли бежал этот немецкий диссидент от гитлеровского режима? Или вот еще – полное отсутствие печатных работ у интеллектуала, получавшего в европейских университетах высокие оценки по философии и истории. Но это все цветочки. А вот повар – молчаливый угрюмый толстяк – вызывал у Пронина откровенное, хотя и не подтвержденное пока доказательствами подозрение.
Ковров вызвал к себе Пронина и Лифшица. Разместившись за круглым столом, они начали рабочее совещание.
– Ну что, лучшие друзья господина Малля, есть успехи? – Ковров вертел пальцами кран от самовара.
– Для отчета успехи всегда найдутся, а если серьезно – пока присматриваемся. Проводим эксперименты.
– Театральный эксперимент прошел удачно? – Ковров посмотрел на Лифшица.
Тот пожал плечами:
– Ну, ребята не сплоховали. Все старались. И, как видите, ничего страшного не произошло.
– Да, – Ковров задумался. – В нашем положении и отсутствие новостей – отличная новость. Иван Николаевич, как тебе Малль?
– Да, в общем, нравится. Неглупый, остроумный человек. Аккуратный. Со мной доброжелателен. Подозрительных интересов и контактов не обнаружил. Обычный европейский аристократ без пещерного антисоветизма. Думаю, он не замешан напрямую в заговоре. Как крупную фигуру, его могут использовать для привлечения внимания. Думаю даже, при случае могут и убрать. Это реальнее, чем то, что он может оказаться организатором терактов.
– Вы думаете? – Ковров прищурился. – И в его поведении не было ничего подозрительного?
Пронин пожал плечами. Нельзя было говорить про запонки, нельзя.
– Обычное поведение высокопоставленного туриста. Он растерялся перед десятитысячной толпой на площади, причем даже не смог скрыть растерянности. В театре вел себя естественно. Ничего, что говорило бы о его причастности к террористической группе, я не заметил.
– А в поведении его спутников? – настаивал Ковров.
«Все-таки он хорошо работает», – подумал Пронин и ответил:
– О спутниках пока не могу ничего сказать. Еще не присмотрелся. Секретарь Малля не был в театре. Повар тоже. Отчеты наружки – спокойные. Но я дал команду перепроверить данные на секретаря Юргена Вольфа. Мне он не нравится. Как, впрочем, и повар. Последним я займусь лично.
– Хорошо, Иван Николаевич. Как говорится, семь раз отмерь. Но главное: пребывание дипломата в Москве должно обойтись без ЧП. А вот выставка собак в Пятигорске будет для вас прекрасным поводом поближе узнать всю честную компанию. Словом, с тобой, Иван Николаевич, все понятно. А вы, товарищ Лифшиц, какие имеете соображения по Маллю?
Лифшиц разрумянился:
– По Маллю затрудняюсь ответить, я следил за ним весь спектакль, но ничего подозрительного не заметил. Никаких знаков руками или головой он вроде бы не делал, глазами в зрительном зале никого не искал. Вот только на композитора смотрел. Зато переводчик наш, Андрей Горбунов, ведет себя странно. Относительно него у меня есть некоторые соображения.