Затем Габиш круто изменил направление разговора и спросил меня:
— Ви шифровальный работ умеете?
Я ответил отрицательно.
— Искусство это несложное, — вставил Гюберт. — Обучиться не очень трудно.
— Попытаюсь, если это нужно, — сказал я.
— Вам надо знайт не только шифр и код, — добавил Габиш, поправил валик и изменил позу. — Вам надо знайт фоторабот, радиоработ, особый техника, специфик-техника.
— Вы понимаете, о чем говорит господин полковник? — обратился ко мне Гюберт, не совсем, видимо, уверенный в том, что все сказанное Габишем дошло до меня.
Я не успел ответить. За меня ответил Габиш. Дернув головой, он резко бросил, повысив немного голос:
— Он все прекрасно понимайт! Он человек грамотный…
Гюберт недовольно поморщился, но ничего не сказал.
Наступившее молчание нарушил Габиш. Он спросил меня:
— Что ви будет делайт, когда ми вас не отпускать долго от себя?
Я неопределенно пожал плечами и попросил пояснить, что надо понимать под словом «долго».
Габиш пояснил: «долго» — это два, а возможно, и три месяца, то есть минимальный срок, необходимый для обучения меня радио, фото, шифру и другой технике.
— Ну что ж, — ответил я, — придется выдумать для московского начальства более сложный вариант моих приключений…
Тогда Габиш спросил Гюберта по-немецки, поставил ли он меня в известность о предстоящей поездке к Доктору.
Я, конечно, все понял отлично. Речь, по-видимому, шла о том самом докторе Шляпникове, за которым накануне войны безуспешно охотился полковник Решетов.
Гюберт ответил Габишу, что без него не решился беседовать со мной на эту тему.
Тогда Габиш обратился ко мне и сообщил, что в самое ближайшее время, а точнее — завтра утром надо выехать в один из прикарпатских городов и встретиться там с Доктором.
— Доктор хорошо знайт Советский Россия, — заметил Габиш, — он гросс-мастер. С ним ви будете договориться основательно.
О чем договориться, Габиш не сказал, а я, конечно, не просил пояснений. Я знал, что чрезмерная любознательность в такой обстановке может испортить дело. При встрече с Доктором так или иначе все выяснится. Для того чтобы показать, что я чувствую себя вполне уверенно и спокойно, я задал все же вопрос:
— Я должен буду остаться у Доктора или возвратиться сюда?
— Сюда, обязательно сюда!. — ответил Габиш и сказал Гюберту по-русски: — С поездкой к Доктор не затягивайт. Чем скоро, тем лючше. Обязательно завтра.
Гюберт наклоном головы дал понять, что принял сказанное как приказ.
— А мне ви подробно написайт рапорт вся ваша работ, — предложил мне Габиш.
— О встрече с Доктором?
— Найн, — тряхнул головой Габиш. — Ваша работ Советский Россия.
Я посмотрел на Гюберта и объяснил Габишу, что подробный доклад о себе и лицах, мне известных, я уже написал и вручил гауптману Гюберту. Я не мог допустить, что Габиш не ознакомлен с моим докладом и не знает о его существовании.
— Неважн! — барственно бросил Габиш. — Рапорт сделайт мое имя.
— Хорошо! — сказал я и тут же сообразил, что, располагая двумя моими письменными документами по одному и тому же вопросу, Габищ и Гюберт получат возможность лишний раз проверить меня.
— Вы можете быть свободны, — произнес Габиш, тяжело встал и заложил руки за спину.
Не удостоенный «чести» пожать руку шефу, я поклонился и покинул комнату.
До двух часов ночи я сидел за столом и писал второй доклад. Я передал его Гюберту, так как Габиш уже покинул Опытную станцию.
Рано утром следующего дня меня подняли с постели: вызывал Гюберт. Я быстро оделся и прошел к нему. Гюберт сказал, что меня ждет машина: пора ехать на вокзал. Он вручил мне приличную сумму немецкими оккупационными марками, документы на беспрепятственный проезд к месту нахождения Доктора, небольшой сверток для передачи Доктору и условный телеграфный адрес на случай какого-либо непредвиденного случая в пути.
— В машине вас ждет обер-лейтенант Шнабель, — пояснил Гюберт. — Он вас усадит в поезд. Вам дают недельный паек, но я думаю, что дорога займет не более четырех суток.
Гюберт назвал мне город, место, где должна произойти встреча с Доктором, описал внешность Доктора, сообщил условный пароль, но не назвал ни фамилии, ни имени Доктора.
Получив исчерпывающий инструктаж, я понял, что таинственный Доктор — «гросс-мастер» по русским делам — находится сейчас на лечении в курортном городке и что полковник Габиш не склонен вызывать его сюда для встречи со мной. Понял я и другое: о моем визите Доктор, очевидно, будет извещен по телефону или по радио.
— Вы там долго не задерживайтесь, — сказал мне вместо прощального напутствия Гюберт.
— Если это будет зависеть от меня… — Я помялся и спросил, смущенно ухмыляясь: — А как с деньгами? Брызгалов говорил…
— Все в свое время! — сказал Гюберт и проводил меня до дверей.
Час спустя я сидел в накуренном офицерском вагоне. Поезд шел на юго-запад.
Я сидел на жестком диване и глядел в окно на оголенные поля, испытывая непередаваемо странное чувство: ехать по родной земле как по чужой, как иностранец, в окружении врагов! Это царапающее, угнетающее чувство не покидало меня.
Гауптман Гюберт был прав — дорога уложилась в четверо суток с небольшим. Маленький, с писклявым голосом паровозик резво тащил небольшой состав к конечной точке моего путешествия.
Устал я изрядно. Путь по сложному маршруту с пересадками в Киеве, Житомире, Виннице и Львове, с толчеей на вокзалах, с неизбежными и частыми проверками документов измотал меня основательно.
Захотелось подкрепиться немного. С утра у меня во рту не было ни крошки. Я открыл небольшой чемоданчик, в который Шнабель уложил продукты, открыл банку голландских мясных консервов и съел их мгновенно.
Потом взял в руки сверток для Доктора, врученный Гюбертом. Прикинул на руке: в нем было не больше двухсот граммов. Всю дорогу мне очень хотелось раскрыть его. И сделать-то это было совсем несложно. В свертке было что-то твердое, видимо какая-то картонная коробочка. Сверток был обернут целлофановой бумагой и перевязан крест-накрест шнурком. С одной стороны просвечивало что-то розовое, вероятно конверт, а с другой — черное. Развязать шнурок и точно так же завязать его — не составило бы никакого труда. Уже несколько раз: и в вагоне, и на вокзалах в ожидании поезда — я подолгу держал в руке этот сверток и почти готов был удовлетворить свое любопытство, но не решался. Не решился и в этот последний раз.
Конечно, мне надо собрать побольше сведений о враге, выведать как можно больше тайн. Но вряд ли новому человеку, еще не проверенному в деле агенту, доверят пакет, содержащий что-либо важное. Кроме того, профессиональная выучка и логика подсказывали, что сейчас главное для моего дела — это заслужить полное доверие оккупантов. В этом смысл моего пребывания здесь. Было бы глупо воображать, что они больше не проверяют меня. Не исключено, что этот сверток вообще ничего не содержит и служит только для проверки моей надежности. К какому нелепому провалу привела бы моя легкомысленная невыдержанность! Нет, сверток надо оставить в покое.