— Вполне.
— То-то… Кстати, вы этот подвиг совершили впервые?
— Что вы имеете в виду?
— Визит с той стороны.
— Да, впервые.
— Поздравляю. От души поздравляю.
— С чем?
— С удачей. Часто, по поговорке, первый блин получается комом.
Я должен был согласиться, что бывает и так.
— А мне вы ничего не привезли? — поинтересовался Доктор.
— Привез небольшой сверточек, — сказал я и хотел было достать его из чемодана.
— Нет, нет, — остановил меня Доктор. — Это не к спеху. Дома… А вы никогда на курортах не бывали?
— Приходилось. Я ведь железнодорожник, раз в год билеты бесплатные…
Доктор начал распространяться о том, какое профилактическое значение имеют курорты даже для людей здоровых, но потом быстро перешел на другую тему и заговорил о событиях на фронте.
Я слушал его и гадал, тот ли это Доктор — Шляпников, о котором я был наслышан от полковника Решетова, или другой, не имеющий к тому отношения. По внешнему виду, по речи и манерам я не решался определить его профессию и в душе завидовал детищу Конан-Дойля, такому психологу, как Шерлок Холмс. Я лишь подметил, что мой новый знакомый отличался живостью характера и, можно сказать, этакой милой непосредственностью. Она сказывалась хотя бы в том, что он вел разговор без определенной последовательности, и еще в том, что с ним я не чувствовал себя связанным.
Я понимал, что этот стиль может быть искусственным, но далеко не всем это искусство удается. Такой тип, как Доктор, мог сразу расположить к себе человека, забраться к нему в душу, завоевать симпатию.
Мы неторопливо бродили по чистым уличкам города, а через час-другой я имел полное представление об этом курортном местечке. Доктор оказался толковым гидом: он показал мне местные достопримечательности, перечислил все минеральные источники, объяснил их лечебные свойства, рассмешил несколькими местными анекдотами.
Уже вечерело, когда мы подошли к его дому — небольшому коттеджу в стиле «курортной готики», сплошь увитому плющом.
Нас встретила пожилая полная женщина. Доктор попросил ее подать нам обед и представил мне как свою хозяйку, владелицу дома, жену видного украинского националиста, сподвижника небезызвестного Степана Бандеры.
«Рыбак рыбака видит издалека», — подумал я, входя в комнаты, отведенные Доктору. Обе комнаты поразили меня неряшливостью, беспорядком. Постель была не убрана, повсюду валялись окурки, у стен стояли пустые бутылки из-под вина, на диване высился ворох неглаженого белья…
Доктор вел себя со мной запанибрата, как старый знакомый, и посторонний мог подумать, что вот, мол, закадычные друзья встретились после долгой разлуки.
— Вот и моя обитель, друже, — весело сказал Доктор, бросая макинтош и шляпу на комод. — Располагайтесь как дома.
Меня удивило, что Доктор не снял перчатки из серой замши. Он развязал галстук, закурил и плюхнулся на диван, пригласив сесть и меня.
Я раскрыл чемодан, достал сверток — посылку Гюберта — и вручил доктору. Он развязал бечевку, содрал целлофан и извлек из свертка конверт и плоскую коробочку из плотного картона.
Внимательно оглядев ее, он усмехнулся и положил на стол.
— Что ж, — пробормотал он, распечатывая письмо, — будем считать, что экзамен сдан. Вы оказались парнем нужной чеканки. Похвально, похвально! Я сам тоже не из любопытных.
Доктор прочел письмо, фыркнул и подал его мне.
— Вам будет невредно узнать о кое-каких чертах характера своего начальства…
Я пробежал письмо. В нем шла речь исключительно об успехах Гюберта на охоте, об убитой дичи, о достоинствах охотничьих ружей…Письмо не представляло никакого интереса.
— Ну как? — спросил Доктор.
— Охота… Занятие полезное… Я тоже с малых лет грешу.
— Угу, — протянул Доктор. — Вы, значит, тоже? Ага… Ну, прошу к столу. — Он сунул руку за спинку дивана и достал бутылку с вином.
Мы уселись за круглый стол. Посередине красовалось блюдо с хорошо зажаренным кроликом.
Доктор наполнил хрустальные стопки и предложил тост:
— Выпьем за осторожность и осмотрительность! У вас были все шансы влипнуть с этим пакетом…
Чтобы не показаться нарочито осторожным, я залпом опорожнил стопку и в душе выругал Доктора за коварство: он угощал чистейшим спиртом. Жидкий огонь мгновенно заструился по жилам. В голове сразу зашумело.
— Забористая штуковина, дьявол ее побери! — воскликнул Доктор. — А что… морщитесь? Если не любите, не пейте! Я не сторонник насилия… А гауптман Гюберт какой-то маньяк. Да, да… Именно маньяк. Расскажите ему о тетеревином выводке, глухарином токе или берлоге медведя и предупредите, что вся эта прелесть находится где-то у чертей на куличках, — он все равно полезет искать сломя голову. И найдет… Жив не будет, а найдет! Габиш ему давно накаркал, что когда-нибудь он сам вместо тетерева угодит под партизанскую пулю и из него сделают чучело. А он хоть бы что! Диву даюсь. Человек не глупый, далеко не глупый, а вот с этакой странностью. Охотиться во время войны, на чужой территории, где все кишмя кишит этими «патриотами», — это же нелепо, неумно, дико! А попробуйте ему сказать. Ого! Даже не пытайтесь… Ну, а вы зачем ко мне пожаловали?
Я в недоумении положил вилку и, проглотив кусок, невольно улыбнулся:
— Уж вам это лучше знать.
— Ясно, ясно… Доктор должен все знать, все уметь, ничего не бояться, ни от чего не отказываться и никогда не ошибаться. Так повелось. Я к этому уже привык. Иначе…
Что «иначе», он не договорил, выпил очередную стопку, и в его крепких зубах захрустели кроличьи косточки.
Я тоже принялся за еду, размышляя над поведением Доктора. Его откровенность начинала казаться мне неестественной и настораживала. Он ведь мог не говорить мне о том, что посылка была ловушкой, а сказал. Он мог не показывать мне письма, а показал. Зачем? На этот вопрос я не нашел ответа ни сейчас, ни после.
Доктор выпил уже четыре стопки спирта и, кажется, намеревался выпить пятую. Глаза у него помутнели, зрачки увеличились, но речь оставалась связной и логичной. Он обстоятельно объяснил, зачем меня прислали к нему. Все дело сводилось, оказывается, к тому, что в самом недалеком времени, то есть вслед за моей выброской, он также должен появиться за линией фронта. И там мне придется работать под его руководством. Я прислан затем, чтобы подробно проинформировать его об обстановке и возможностях работы на той стороне, обсудить условия и места встреч, разработать средства и способы связи, продумать вопрос о явочных квартирах, дать характеристику людям, которых можно будет привлечь к работе.
— У вас, конечно, остались старые знакомства, — сказал мне Доктор подмигнув.
В ходе обсуждения этих вопросов я пришел к выводу, что Доктор очень неплохо осведомлен о жизни в Советском Союзе и что Габиш не без оснований считает его серьезным специалистом по русским делам.