— Куда?
— В Бухару. Там нас ждет садовник.
Они тронули коней и скрылись в ночи.
— Ну, а потом? — спросила Анзират, опираясь на руку Саттара и стараясь заглянуть ему в лицо.
Задумавшийся Саттар будто очнулся и торопливо оказал:
— Потом мы поедем в Ташкент… Учиться.
— И я?
— Что? О чем ты? Ну, конечно. Вместе, вместе поедем и учиться будем…
Анзират покачала головой:
— Нет, ты думаешь не об этом, а о чем-то другом.
Саттар попробовал рассмеяться, но у него это не получилось.
— Чудачка ты…
— Вовсе не чудачка, — возразила Анзират. — Ты сегодня какой-то странный, не такой, как всегда.
— Странный? Нет, почему же… Я такой, как обычно.
— Ой нет! Я сразу заметила, как только ты вошел в дом. И тетушка Саодат заметила. Она шепнула мне на ухо: "У Саттара какие-то неприятности. Разузнай!"
Саттар промолчал.
Они шли по улице, затянутой вечерним сумраком. Издалека слышались голоса — это молодежь собиралась в комсомольский клуб. Анзират без охоты шла сегодня на спектакль; ей так редко удавалось видеться с Саттаром. Вот и сейчас он занят, думает о чем-то постороннем, и Анзират должна весь вечер быть одна…
Саттар смущенно молчал и печально поглядывал на девушку. Анзират спрашивает, почему он невеселый, странный. Если бы она знала, какое несчастье обрушилось на них. Страшное несчастье… Сегодня под вечер, всего час-полтора назад, в городскую больницу вместе с ранеными бойцами особого отряда привезли ее мертвого отца — Умара Максумова. Знал Саттар и о том, что смерть свою старый мастер нашел не в открытой схватке с врагом, а от чьей-то предательской руки.
У Анзират нет больше отца… А отец у нее был замечательный. Много отыщется в Бухаре людей, которые пойдут проводить его в последний путь. Очень много. Много найдется людей, в судьбу которых вмешался Умар. Как его может забыть отец убитого доброотрядца Алиева, которого Умар спас от расправы белоказаков? А Расулев? Тот Расулев, что работает сейчас директором школы. А тогда, в двадцать первом, он умирал от тифа и голода. И спас его Умар. Спас не только его, но и его сестру и мать. Он выходил, выкормил их. А Шарипов, Ниязов, Фатхулин, Садыков — его ученики, которым он передал свое тонкое искусство! Да разве всех перечтешь? Одного старый чеканщик спас от смерти, другому еще в эмирские времена помог бежать от страшного клоповника, третьему, одурманенному и запуганному, открыл глаза, и тот ушел из басмаческой банды и привел с собой товарищей. И все они теперь честные люди и хорошо живут. Четвертому помог жениться. А сам Саттар? В двадцатом году Умар взял Саттара, круглого сироту, к себе, воспитал его, обучил ремеслу. А теперь Умара нет… Но как сказать об этом Анзират?
А сказать надо. Смерть, о которой знает уже целый кишлак и добрая сотня людей в городе, не могла долго оставаться тайной. Но сказать ей сейчас правду — нет, это было выше его сил.
Анзират, шедшая рядом, что-то чувствовала, видела, что ее верному Саттару не по себе.
— Почему ты молчишь? — сжимая его кисть горячими руками, спросила она.
— Думаю, — ответил Саттар первое, что пришло в голову.
— О чем?
— Да все о том же… Как мы поедем в Ташкент… А потом, быть может, в Москву… Ведь когда-нибудь надо побывать в ней, — солгал Саттар, и от этого на душе стало еще горше.
Анзират сердцем чуяла ложь.
— Ты говоришь неправду, — тихо сказала она и опустила голову. — Ты обманываешь меня. Ты хочешь, чтобы я обиделась и никуда не пошла?
— Нет… Не надо… Я все расскажу тебе, но потом…
— Когда?
— Когда буду провожать домой.
— Я хочу, чтобы ты сказал сейчас. Если ты любишь Анзират, ты должен сказать сейчас…
— Нет… Не сейчас… Это долго, и… мне надо спешить. Ты же знаешь, что я отпросился всего на час… Я приду к концу спектакля, провожу тебя домой и тогда все-все расскажу. Честное слово.
— Комсомольское?
— Комсомольское!
— Может, я провинилась перед тобой?
— Что ты… что ты!… Никто здесь не провинился… Тут совсем особенное. Я даже не знаю, кто виноват.
— Возможно, отец?
— Что отец? — едва не вздрогнул Саттар и почувствовал стеснение в груди.
— Может быть, он виноват?
— Он и подавно ни при чем, — с тоской выговорил Саттар.
— Эй! Саттар, Анзират! Идите сюда! — раздался чей-то веселый голос. Скоро начинаем…
У входа в клуб толпились девушки и юноши. Кругом раздавались громкие голоса, веселый смех, шутки.
— Иди, — подтолкнул Саттар любимую. — Я приду минут за десять до конца и буду ждать тебя здесь.
— Ну, смотри! — погрозила пальцем Анзират. — Ты дал слово.
— Да, да, да…
Девушка побежала, оглянулась на полпути, несколько раз махнула рукой и затерялась в бурлящей толпе молодежи.
Саттар повернулся и, взволнованный, быстро зашагал в ту сторону, где находились казармы дивизиона…
Сдержу слово… Легко сказать! А как она воспримет эту страшную весть? Если он, мужчина, узнав о смерти Умара, забившись в манеж, плакал навзрыд, то как же она?
Бедная Анзират! Бедная тетушка Саодат! Не ведают они, какое обрушилось на них горе.
Саттар шел, не видя встречных, поглощенный своими мыслями.
Недалеко от расположения части его вывели из раздумья хорошо знакомые призывные и беспокойные звуки — дивизионный горнист трубил тревогу:
"Там… там… та-та, та-ты, там…"
Саттар подхватил левой рукой клинок и бросился к казармам.
У распахнутых ворот он врезался в бурный встречный людской поток: поправляя на ходу шлемы, застегивая гимнастерки, подтягивая поясные ремни, к конюшням бежали бойцы и коноводы.
"Там… та-там… та-ты, та-ты-там", — звенела труба.
Через несколько минут, когда дивизион был выстроен на плацу, командир части сказал собравшимся командирам и политработникам:
— Полчаса назад на кишлак Чучман налетела басмаческая банда. Убиты председатель кишлачного совета и колхоза, секретарь партячейки, двадцать шесть колхозников, инженер и техник водхоза. Сообщение передано по телефону. В банде насчитывается около полусотни всадников. Можно предположить, что основное ядро банды составляет группа, приведенная с той стороны Ахмедбеком… Наш план таков…
Еще через несколько минут в три стороны, звонко цокая подковами о булыжную мостовую, мчались навстречу степной темноте красные конники.
Среди них был и помощник командира взвода Саттар Халилов.