— Под надзором Агаши.
— Надежно, нечего сказать.
Пронин ворчал, но мысленно похвалил Железнова. Отдохнуть часок на Кузнецком — это было в самый раз. Была у Пронина такая слабость: в разгар боевого дня прилечь на родную тахту, продавленную, уютную, привычную. В этом позорном желании он не признавался ни Виктору, ни Агаше. Не столько от смущения, сколько из педагогических положений: покажешь им слабину — так они потом в ответ такую слабину покажут, что завей горе веревочкой. Ничто так не развращает людей, как правдивая информация…
— Что ж вы не предупредили, я ж не успела ничего! — всплеснула Агаша, выплывая из кухни. Оттуда доносились острые запахи борща, а передник у Агаши был забрызган помидорным соком. — Давайте я вам бутербродов настругаю!
— Действуй. Только не забудь: с сыром и без масла.
— Чемоданчик-то ваш под письменным столом лежит. Дожидается.
Пронин даже не стал искать тапочки. В носках вошел в комнату, достал чемодан, раскрыл. Так и есть, ерунда. Что можно сказать о Гасине по этим бумагам? Парень любит читать прессу. Это можно расценить как чудачество, но ничего преступного в этом нет. Несколько подшивок «Московского большевика» за последние годы. Тяжеленько было Железнову их тащить. Профсоюзные бумаги. Это еще с Урала. Фотография пожелтела. Эх, еще и чернильное пятно. — Пронин натянул очки. — Нет, лица не видно. По очертаниям нельзя исключать, что это Роджерс, но это не аргумент для суда. Через полчаса я передам профсоюзный билет нашим химикам. Ночью будет ответ. Если они сумеют восстановить фотографию, буду считать себя счастливейшим из смертных. Письма… Тетка из Нижнего Тагила. Все на чистом сливочном масле, почерк женский, по содержанию — бытовая ерунда. Это нам не поможет. Хотя… Такие письма — косвенные доказательства того, что перед нами действительно товарищ Гасин с Урала.
В ближайшие часы нужно установить:
1. Список близких друзей Гасина.
2. Снимал ли Гасин дачу под Москвой?
3. Проживает ли в московских и подмосковных гостиницах Василий Гасин или человек, предъявивший документы на другую фамилию, но схожий по приметам с бухгалтером Гасиным.
Железнов влетел в комнату, сметая с пути Агашу, которая шла по коридору с подносом.
— Иван Николаич, Гасина нашли!
— Где? Где он?
— Участковый милиционер с улицы Ленина в Лосинке приметил Гасина. Вот адрес. Он там пьет водку в обществе какого-то Вахромеева.
Лосинка! Наша география расширяется. Пора покидать магический треугольник «Лубянка — Кузнецкий — «Центральная». Снова Пронин подстегивал Адама: «Давай по укатанному снежку, давай прямо через наледи!» Впрочем, дворники работали и за страх, и за совесть, и островки льда на дороге попадались нечасто. На подмогу участковому уже прибыли два молодых чекиста — подопечные Лифшица. Сам Миша ехал на Лосинку прямо с Лубянки и прибыл минут за двадцать до Пронина. Он покуривал возле подъезда, время от времени перешептываясь с соглядатаями, которые сменяли друг дружку на этаже и под окнами квартиры Вахромеева.
Лифшицу хотелось блеснуть, лично взять этого Гасина — с форсом, может быть, с ранением. Чтобы лежать в бинтах, в едком аромате камфоры, и принимать поздравления товарищей. Но не хватало решительности: сколько раз ему перепадало от Пронина за излишнее рвение. Поэтому Лифшиц недокуривал папиросу, отбрасывал ее со злостью и тут же закуривал новую. Он стоял в свете фар своего «ЗиСа» и ждал Пронина. Вздрагивал, если издалека долетали шумы залетного мотора. А Пронин подъехал на удивление тихо. Остановил автомобиль во дворе поодаль от подъезда и неожиданно вырос за спиной у Лифшица.
— Какие новости, Миша?
— Красиво живут. Уже несколько часов выпивают да закусывают. Макароны у них с мясом. Огурчики соленые, капуста.
— Завидуешь?
— Им? Да им через полчаса даже самые завистливые не позавидуют. Отвыпивали свое ребятки.
На лестнице, на крыше, в подъездах встали чекисты. Пронин с Лифшицем высадили дверь и влетели в квартиру.
— Стоять! Руки вверх!
За кухонным столом в папиросном чаду сидел только один человек — Вахромеев.
— С кем вы пили? Где ваш товарищ?
Вахромеев не отвечал.
— Да он напился до бесчувствия, мертвецки! — крикнул Лифшиц.
Пронин тронул Вахромеева за плечо, тот свалился на стол. Из-под лопатки торчала отвертка с массивной, промасленной деревянной ручкой.
— Проглядели? — Пронин махнул рукой. — Все дороги перекрыть. Брать живым. Только живым. И не надо кукситься, Лифшиц! Сегодня хороший день. Сегодня мы вышли на след. Теперь он не уйдет, этот бухгалтер с Урала. Гасин. Товарищ Гасин.
Ребята из химической лаборатории долго бились над профсоюзным билетом. Билет оказался подлинный, уральский. А вот с фотографией ничего не вышло. Чернила, которыми она залита, оказались какими-то странными, необыкновенными. Их можно было удалить только вместе с фотографией… Пронина этот факт обрадовал. Резидент никогда не оставил бы нам своей подлинной фотографии. История с удивительными чернилами — косвенное доказательство вины бухгалтера Гасина.
Уральским товарищам Пронин отдал распоряжение собрать полное досье на Василия Гасина. Но на это уйдет как минимум двое суток. Сможем ли мы за это время его поймать? Неизвестно. Мобилизовали всех агентов, пустили их по улицам, по товарным и пассажирским вагонам, по вокзалам. Самый надежный транспорт — железная дорога. Если Гасину удалось пробраться в поезд, он мог сойти где угодно и провалиться сквозь землю.
На два часа ночи Пронин назначил встречу с Райхманом. Давно пора обсудить ситуацию с Леонидом Карпатским. Когда еще могут встретиться столь занятые джентльмены, если не ночью?
Агаша крепко спала в своей комнате и не подслушивала. Пронин подготовил для гостя бутылку коньяку, графин клюквенного морсу. Выставил еще коробку лимонных долек и массивное колесо свежайшего влажного сулугуни. Райхман явился ровно в два: точность — вежливость королей и чекистов.
— Иван! Года два не видались.
— Да уж, Леонид, все дела да случаи.
Они обнялись. Пронин усадил Райхмана на почетное кресло.
— Вот ты и стал нашим командиром. Возвысился над нами и по праву! — Пронин наполнил рюмки.
— Брось. Мы же не в пехоте. У нас звания и должности решающей роли не играют. Кому доверяют работу — тот и на коне. А сейчас мы с тобой оба под дамокловым мечом сидим. Я ведь понимаю, зачем ты меня пригласил. Есть причина. Жалкая анонимка — и столько шуму.
— Ну, пока мы живы и не в отставке…
— Все может быть. Нарком не придал значения доносу. Отложил его, отставил… А если тучи сгустятся над головой нашего дорогого наркома? Чьи головы полетят первыми?
— Наши с тобой, Леонид. А ты видел бумагу своими глазами?
— Донос? — хрипло спросил Райхман, проглотив рюмку. — Да кто ж мне даст. Вот Ковров тебя отстаивал, как сына родного. Прямо тигр! А бумага не одна была. Их уже на нас с тобой целая дюжина пришла. И все за последние дни.