Смерть в Лиссабоне | Страница: 66

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Шмидт сообщил мне, чем она занимается. У меня не оставалось выбора.

— Неужели? — удивился и Фельзен.

— Тебе незачем оправдываться, — сказал Лерер. — И не стоит пытаться приукрашивать это, выдвигая на первый план некую сентиментальную причину. Застрели меня и забирай золото, Клаус. Ты заслужил его. Ты переиграл меня. А я слишком уж намудрил, выбрал чересчур хитрую тактику.

Они молчали несколько минут. Фельзен не чувствовал полного удовлетворения, ему хотелось большего. Глядя на мигающее пламя свечи, Лерер закурил еще одну папиросу. Темноту разорвал выстрел. Эхо его прокатилось по террасе. Фельзен, подняв маузер, обошел стол. Как услужливый официант, он склонился к Лереру. Обхватив его рукой, поднял. Лерер закинул руку на шею Фельзена. Выйдя в ночную прохладу, они прошли по террасе, мимо толстых и грубых ветвей фигового дерева, протиснулись в пролом в ограде, пересекли рытвины дороги и вышли на травянистую пустошь. Через пятьдесят метров Лерер ослабел, у него стали подкашиваться ноги, и Фельзен опустил его на землю. Раненый лежал на боку, тяжело дыша и часто моргая, как недобитый зверь. Приставив ствол к его виску, Фельзен выстрелил. Он почувствовал сильную отдачу, после чего услышал короткий и резкий кашель, словно из тела рвалось что-то, чему не терпелось вырваться наружу.

Фельзен пошел обратно к дому, втягивая в ноздри предрассветную свежесть. Абрантеш ждал его, попивая коньяк. Лицо его было потным и грязным.

— Ты нашел Шмидта? — спросил Фельзен.

Абрантеш кивнул.

— Где он был?

— Там, у реки.

— Ты застрелил его?

— Он в воде. Я привязал к нему камни.

Фельзен пошел к грузовику и вернулся с мотыгой и лопатой. В столовой он передал мотыгу Абрантешу, а сам хлебнул коньяка прямо из горла. Абрантеш поплевал на руки, и они через террасу пошли навстречу первым рассветным лучам.

Часть вторая

22

Суббота, 13 июня 199…

Руа-Актор-Таборда.

Эштвфанья, Лиссабон.

В квартире учительницы было темно, и потому казалось, что час более поздний, чем это было на самом деле. Я вышел на Ларгу-де-Дона-Эштефанья с ее фонтаном в виде Нептуна, скачущего на двух своих дельфинах, и направился к станции метро «Арройуш». Улицы были пустынны. Высокие деревья все еще изнывали от зноя. В парке Арройуш не было ни детей, ни даже старичков пенсионеров, играющих в карты, — одни только голуби. Казалось, жители узнали что-то, мне неизвестное, и спешно покинули город.

Я позвонил Карлушу, но он не ответил, и я оставил ему сообщение, что еду в Алфаму переговорить с Джейми Галлахером.

Сняв пиджак, я прошел по гулкому и пустому, облицованному синими мозаичными плитками проходу к платформе и ждал минут пятнадцать, слушая негромкую музыку, раздававшуюся на станции. Что играли, я не разобрал, да и музыка скоро была прервана свистом и грохотом поезда. Я думал о встрече с Луизой Мадругадой в других обстоятельствах, и единственным моим желанием было опять очутиться с ней в ее сумрачной квартире. Каково бы это было — после восемнадцати лет с одной женщиной обладать другой? Другой шампунь, другие духи, другой аромат тела.

По туннелю пронесся вихрь, принеся с собой запах сгоревших тормозных колодок. Я вошел в пустой вагон, и музыка стала слышнее — это оказался Эл Грин. Смешное совпадение: он пел «Я так устал бродить один». Почему так происходит?

Выйдя из метро на станции «Мартин Монеш», я сел в двенадцатый трамвай, полный галдевших испанских туристов. Трамвай со скрипом и стоном, будто через силу, взбирался на крутой подъем. Я соскочил с него пораньше и прошел пешком к Ларгу-даш-Порташ-ду-Соль, чтобы немного проветриться, а возможно, и освежиться кружечкой пива и полюбоваться видом синей Тежу за красными крышами Алфамы. Толпа испанцев нагнала меня и вперлась в облюбованное мною кафе, заказав массу разных напитков. Бармен бесстрастно, не моргнув глазом, принял заказ.

Я вышел из кафе и, пройдя по Руа-даш-Эшколаш-Жерайш и, завернув за угол, очутился в закоулках Алфамы. После ночи празднества святого Антония, когда тут жарились на гриле и поедались миллионы сардин, этот арабский квартал не отличался свежестью. Джейми Галлахер жил возле Беку-ду-Вигариу, над парикмахерской, где, полулежа в стареньком кожаном откидном кресле, снимал свою недельную щетину старик — постоянный клиент заведения. Над ним заботливо склонился коротко стриженный подросток, а старик гладил рукой его рубашку, видимо, вспоминая, каково это быть молодым.

Я поднялся по лестнице, слишком узкой для меня, и постучал в единственную дверь наверху. Джейми Галлахеру потребовалось время, чтобы открыть. Он был небрит, и шевелюра его напоминала выпотрошенный матрас. На нем была мятая футболка с «Лед Зеппелинами» и старые мятые трусы. В левой руке у него была зажата незажженная сигарета с марихуаной.

— Да? — сказал он по-английски с легким шотландским акцентом; один глаз у него совершенно заплыл. — Вы кто?

— Полиция, — сказал я и предъявил ему удостоверение.

Он спрятал в кулак сигарету и чуть-чуть разлепил веки.

— Входите, пожалуйста, — сказал он очень вежливо и как бы извиняясь. — Простите за беспорядок. Вчера здесь немножко посидели.

Вся комната была заставлена пустыми винными и пивными бутылками, переполненными пепельницами, пластиковыми чашками и стаканами с окурками, пустыми пачками из-под сигарет. На стенах криво висели фотографии и плакаты. Ковер был истоптан и весь в свежих пятнах. Среди этого разгрома бродил котенок, вынюхивая что-нибудь, кроме спиртного.

— Я сейчас оденусь. Мигом.

Парень сгреб котенка и исчез. Из глубины квартиры послышались голоса. Последовав за парнем, я уперся в дверь в конце коридора, которая была слегка приоткрыта. Там, на брошенном на пол матрасе, скрестив ноги сидела голая девица с мелкокурчавыми волосами. С рассеянным видом она сворачивала себе самокрутку с марихуаной. Потом я вдруг увидел черную стопу — она медленно приподнялась с колена девушки и большим пальцем стала гладить волосы на ее лобке. Девушка резко втянула в себя воздух.

— Господи ты боже, — сказал Джейми и рванул дверь.

Обладатель черной стопы с полузакрытыми глазами опрокинулся на матрас. Девушка погладила черную ногу, а Джейми в сердцах захлопнул за собой дверь.

— Чертовы куклы!

— Это вы про своих друзей? — спросил я по-английски.

— Даже в собственную постель не ляжешь без того, чтоб там не трахался какой-нибудь кретин! И так без конца!

Мы вернулись в гостиную. Джейми поискал в пепельницах какой-нибудь пригодный окурок. Нашел, закурил и поморщился.

— Где же вы спали? — спросил я.

— Там, где отключился.

— Расскажите мне, что было вчера… после того, как вы вышли из школы.