В сумочке у Консуэло зазвонил телефон.
— Должно быть, это от Донцова, — сказала она, нажимая кнопку ответа.
— Как дела, сеньора Хименес?
— К полудню вы получите диски.
— Значит, с инспектором Фальконом вы уже связались.
— Он здесь со мной.
— Сеньор Донцов советует вам поторопиться, — произнес голос. — Если доставите диски сегодня еще затемно, сеньор Донцов освободит вашего сына по получении всего четырех миллионов евро, и у вас будет еще целая неделя, чтобы собрать деньги.
— Мне дадут увидеться с сыном?
Фалькон нацарапал ей что-то в блокноте и подсунул это под нос Консуэло.
— Да, — сказал голос.
— А еще вы должны понять, что, поскольку вы известили нас так поздно, мы, возможно, не сумеем предоставить вам все диски. Последние два находятся в другом отделе, куда инспектор не имеет доступа.
— Подождите.
Из стоявшей на столе коробки Консуэло вытащила бумажную салфетку и промокнула пот, струившийся по ее лицу и заливавший глаза.
— А когда вы сможете добыть последние два диска? Самое раннее когда? — осведомился голос.
Фалькон, написав что-то на листочке, подчеркнул первый, еще не заданный ею вопрос.
— В десять часов, — сказала Консуэло. — Где же мы встретимся?
— Не разъединяйтесь.
Молчание длилось, казалось, целую вечность. Ответа все не было. Жизнь висела на волоске. Консуэло представляла себя зародышем в материнской утробе, не имеющим понятия о времени и ждущим своего рождения на свет без осознания того, что его ждет.
— Когда у вас в руках будут первые двадцать пять дисков, — сказал голос, — отправляйтесь из Севильи на север по дороге на Мериду. Там, где от нее отходит ветка в сторону Сьерра-де-Арасены и Португалии, будет бензозаправочная станция. Там дождитесь дальнейших инструкций.
Парковка была пуста. Управление полиции безмолвствовало, погруженное во мрак. От дорожного покрытия все еще исходил дневной жар, когда Фалькон с черного хода проник в здание. Быстро вбежав по лестнице в свой кабинет, он включил все компьютеры, взял ключ от комнаты для вещдоков и опять спустился вниз. Забрав все диски в отдел убийств, он стал делать копии, по пять штук за раз, на всех компьютерах.
Решив, что разницы между копией и оригиналом каждого из дисков Донцов не усмотрит, он принялся жадно искать черный фломастер. Время, так невыносимо томительно тянувшееся в ресторане с Консуэло, теперь неслось вскачь с немыслимой, оголтелой скоростью. Наконец фломастер был найден в столе у секретаря Эльвиры, и Фалькон помчался с ним обратно, в отдел убийств. В спешке он чуть было не растянулся на лестнице, после чего заставил себя успокоиться и двигаться чуть помедленнее — не хватало еще уборщикам утром найти его на площадке с проломленной головой!
Через тридцать пять минут у него были готовы четыре комплекта. Почему не придумают что-нибудь для ускорения этого процесса? Пот лил с него градом. Потом наступила минута, когда ему оставалось только ждать. Мысленно он клял все эти бездумные железяки — компьютеры. Нетерпеливо вцепившись в ручки кресла, он торопил время и сам удивлялся тому, что с ним происходит. Совсем недавно он спокойненько пил пиво на площади возле Санта-Мария-Ла-Бланка, и вдруг он срывается с места, пуская псу под хвост все свои принципы, все, чему он служил и что защищал, и при этом никто его не неволит, не приставляет пистолета к виску, не грозит ножом, рядом с собой он не видит маньяка с взрывным устройством на поясе… И все же рядом витает угроза, и ад, кажется, вот-вот разверзнется перед ним. Зазвонил его мобильник.
— Где же ты? — спросила Консуэло.
— Сейчас-сейчас!
Последние копии. Он перевел дух. Фломастером аккуратно проставил номера, спустился вниз в комнату для вещдоков, поместил оригиналы дисков обратно в сейф, запер его. Сунул в карман ключ от хранилища вещдоков. Бегом помчался на парковку, плюхнулся в машину и мокрыми от пота руками ухватился за руль. Руки скользили на рычагах. Он включил кондиционер. Грудь овеяло прохладой. Он вернулся в город и встал возле ресторана. Консуэло, рванув дверцу, поспешно села в машину. Он тронулся.
— Что? — спросил он, заметив ее вопрошающий взгляд.
— Чем ты занимался? — спросила она. — Ты же весь мокрый!
— Там, на заднем сиденье, есть рубашка, — сказал он. — Ревник. Второй голос. Что они велели нам делать?
— Они позвонили со своим планом, — отвечала Консуэло. — К счастью, он совпал с нашим. Они пожелали, чтобы передача дисков Донцову состоялась пораньше. Я сказала, что мы так и сделаем. Это им понравилось. Они уже едут.
Фалькон вел машину вдоль набережной, мимо сооружений бывшей «Экспо-92» на острове Картуха.
— И они понимают, что нам велено ехать на автозаправку исключительно для того, чтобы Донцов мог убедиться, что мы не привели за собой хвост.
— Человек от Ревника сказал мне, что на них работают два бывших агента КГБ, — сказала Консуэло. — Четыре года назад у них был распущен так называемый СОБР, элитное подразделение быстрого реагирования, и высококлассные, отлично тренированные бойцы вдруг оказались не у дел на маленькой пенсии. Трех из них подрядил работать на себя Ревник.
— Выходит, разговор у вас был обстоятельный.
— Узнав, что ты уехал за дисками, он стал гораздо откровеннее и разговорился, — сказала Консуэло. — Я многое узнала от него о русской мафии. Знаешь, они мало чем отличаются от наших севильцев. Тоже стараются расставлять на ключевые должности хороших знакомых и действовать через них, и система работает.
— Ну, мэрия до убийств еще не докатилась.
— Но многие члены городского совета Марбельи арестованы за коррупцию.
— А что-нибудь практическое тебе сказал этот человек? Например, каким образом они собираются следить за нами?
— Он сказал, что у них есть подслушивающее устройство. Зная номер моего мобильника, они могут поймать мой сигнал, подключиться и слушать, — сказала Консуэло. — Какое неуважение к служителям закона и правопорядка, верно?
Фалькон ничего не ответил.
Она сжала его локоть. Фалькон свернул налево, по похожему на арфу мосту Калатравы [16] переправился на другой берег и, удалившись от городских огней и миновав олимпийский стадион, нырнул в темноту.
Дорога была почти пустынной. Редко когда попадался одинокий грузовик. Новый объезд возле Лас-Паханосас тоже был ровным и пустынным, лишь огоньки дорожной разметки — приятный знак человеческого неравнодушия. Консуэло сидела скрестив щиколотки и все время теребила кольца. Голова ее была откинута на подлокотник, в открытых глазах отражались дорожные огни. Время от времени она испускала глубокий прерывистый вздох.