Заломов знал уже по опыту, что часовой у ворот, пропустив его во двор лагеря, нажмет электрическую кнопку, и три звонка прозвучат в тиши бараков. Сигнал хорошо знаком всем. Заключенные, назначенные в команду «оздоровителей», быстро поднимутся и выйдут под фонарь на смотровой площадке. Там их встретит охранник и поведет к месту работ.

Поставив подводы и отбросив откидные крышки бочек, Заломов вынес четыре черпака из уборной. Удушливый аммиачный газ, шедший из больших люков был особенно ощутим на морозе. Заломов прождал около пятнадцати минут, прежде чем подошли четыре «оздоровителя». Охранник, как и следовало ожидать, остановился на почтительном расстоянии и закурил. Большой воротник тулупа закрывал его лицо. Мороз не позволял стоять на месте, и охранник двигался взад и вперед, то приближаясь, то удаляясь от дышащего зловонием места.

— Берись за вторую, ребята, первая уже доверху, — громко сказал Заломов, увидев Повелко.

Порядок был установлен раз и навсегда и вносить в него изменения или допускать какие-либо отклонения никто не собирался: наполненная бочка без задержки выезжала за ворота, а в это время команде принималась за вторую; она должна быть наполнена к моменту возвращения первой. Так чередовались бочки в течение ночи. Заломову предстояло, как обычно, сделать шесть рейсов.

Подойдя к Повелко, Заломов тихо спросил?

— Как, паря?

— Нормально.

— А эти трое?

— Верные.

— Как только шасовой повернется, быстро в первую бошку.

— Есть. А не задохнусь? — со смешком спросил Повелко.

— Полоумный! Шиста она — хоть воду пей.

Повелко, вглядываясь в темноту, наблюдал за охранником. Потом поочередно пожал руки двум «оздоровителям», а третьего тихо, но крепко обнял. Это был совсем маленький, худенький с виду человек, лица которого Заломов в темноте рассмотреть не мог.

Охранник отвернулся.

— Давай, — заторопил Заломов.

Повелко приблизился к передней телеге.

Выждав, когда охранник прошел несколько шагов и еще больше удалился от телеги, он быстро нырнул в отверстие бочки.

Заломов захлопнул откидную крышку и, усевшись на передок, тронул.

— Ну, я пошел, поторапливай тут! — крикнул он охраннику.

— Гут, гут, — отозвался тот и замахал рукой.

У ворот все прошло без задержки. Нахлестывая лошадь, Заломов объехал кирпичный завод, не сбавляя аллюра, потом привстал и отбросил крышку бочки. Сердце ею выстукивало частую дробь. Несмотря на мороз, старик не ощущал холода и только на полпути заметил, что держит вожжи голыми руками, а рукавицы торчат за поясом.

— Спас... спас, — шептал Заломов и нещадно подгонял вожжами лошаденку.

Увидев справа от себя развалины коммунхозовского дома, старик остановил подводу и стукнул локтем в днище бочки.

— Знакомое место, паря? — спросил он тихо у высунувшего голову Повелко.

— Знакомое.

— Беги прямо до беседки в саду. Там ребята ждут с одежонкой и документами.

Повелко ловко соскочил с телеги и, крадучись, поспешил к разрушенному дому. Через минуту он скрылся в развалинах.

15

Бывают люди, встретив которых, испытываешь такое чувство, будто увидел старых друзей, хорошо знакомых, близких, будто знаешь их не день и не час, а много, много лет. Именно таким был Дмитрий Повелко. Он обладал особенным характером, — мог с первого слова расположить к себе, вызвать горячую симпатию. Никита Родионович глядел на Повелко, на его скуластое лицо, бритую голову, следил за его веселыми глазами. Парень не только сам всегда был оживлен, полон неистощимой жизненной силы, но излучал непрерывно бодрость, передавал ее другим. Невысокий ростом, весь сбитый, мускулистый, Повелко казался сгустком энергии.

Ожогин любил людей такого типа и сейчас, слушая Повелко, восхищался им.

Смотрел с любопытством на нового знакомого й Андрей.

Вот он какой, этот герой Повелко! В душе Андрей завидовал ему. О нем столько говорили в последнее время, столько хлопотали! Это приятно, когда о тебе все думают. Андрею хотелось сейчас быть на месте Повелко, рассказывать о себе вот так же полушутя, и чтобы все слушали, жадно ловя каждое слово.

А Повелко говорил, что он все равно бы убежал. Все было решено. Ведь другого выхода нет. Из лагеря живым не выберешься. Фрицы все соки высосут, замордуют. Не проходило дня, чтобы не вывозили семь-восемь покойников, а то и десяток. Но количество заключенных не уменьшалось. Людей пригоняли и привозили отовсюду.. Положение становилось все хуже. Питание — одни слезы: из-за картофельной шелухи чуть не дрались. Работа — от зари до темна — все в земле, на котлованах и в траншеях...

Повелко пробыл в лагере недолго, но и этого было достаточно, чтобы наложить тяжелый отпечаток на его лицо. Оно было бледным, серым, под глазами синева. Но крепкий организм стойко сопротивлялся губительному влиянию обстановки и не сдался.

Немцы создали в лагере такую систему контроля в наблюдения, что возможность побега была исключена. Но Повелко решил рискнуть и попытаться ночью, когда открываются ворота для пропуска заключенных в лагерь, прорваться мимо часового. «Была не была, — думал он. — Лучше уж от пули умереть, чем от дубинки или от голода.» Он недели две усиленно занимался по утрам и вечерам зарядкой, приседания делал, ноги тренировал, чтобы унесли, не отказали.

— Значит, мы во-время помогли? — спросил Денис Макарович.

— В самый момент, — ответил Повелко.

— Это Никита Родионович придумал насчет бочек, его благодарить надо.

Повелко посмотрел на Ожогина и как-то необыкновенно хорошо улыбнулся.

«Везет же людям, — думал Андрей, — что-то делают, совершают необычное, большое.» Ему, Андрею, выдалась странная судьба. Еще в детстве ему казалось, что все яркое, особенное выпадало на долю товарищей, а для него оставались только заурядные поступки. Значит нехватает решительности. Вот Повелко хотел бежать из лагеря, прямо мимо часового. Смело, замечательно? А он, Андрей, наверное, месяц бы решал, взвешивал в планировал. Надо действовать, действовать смело, решительно! Ему уже давно наскучила эта нудная живнь под крылышком Юргенса, надоели занятия, осточертели разговоры с Кибицем и Зоргом. Довольно! Пора переходить к делу. Но сейчас же возник вопрос — что делать? Никто ничего ему не поручал, его никуда не посылали, ни о чем не спрашивали. И Андрей горько вздохнул.

Повелко рассказывал о себе, о лагерных зверствах, о своих товарищах. В комнате царило необычное оживление. Удачи последних дней ободряли патриотов. Во-первых, с помощью Ожогина и Грязнова восстановили рацию — передано несколько радиограмм на «большую землю» и уже получены четыре оттуда. Сообщены данные о гарнизоне города, о проходе воинских эшелонов, о засылке Саткынбая в Среднюю Азию. Во-вторых, выручили из заключения Повелко, и возможность решения основной задачи — взрыва электростанции — стала реальной. В-третьих, подкоп под дом Юргенса вполне оправдал себя.