Постояв несколько минут, Алим зашагал прямо по дороге, по его расчетам — на юг.
Прошел, вероятно, еще час. Дождь стих. Небо посветлело. Вначале Алиму показалось, что рассеялись тучи. Но он скоро понял свою ошибку, — близился рассвет. На востоке появилась узенькая розовая полоска, она стала заметно расти, удлиняться, шириться. Ночь уходила, а с нею уходила и гнетущая темнота. Окружающие предметы принимали ясные очертания, вырисовывались дали. На горизонте Алим увидел строения; это были дома, много домов, очевидно, дорога вела к городу.
Алим остановился.
«Дальше итти нельзя. Надо сворачивать в лес», — приказал он сам себе и решительно направился к спящему еще лесу...
— Отличная штука комбинезон, — проговорил Алим, укладываясь на мокрую землю, поросшую травой, — не промок...
Кругом густой кустарник, место глухое. Ризаматов выбрал самую густую чащу, чтобы не быть замеченным.
Нервное потрясение, физическая усталость, голод — все сказалось сразу. Алим уснул.
Но спал он беспокойно. Мозг продолжал работать: снова плыли клубы дыма, бушевало пламя на плоскостях самолета, снова шел бой в воздухе, снова командир кричал: «За борт!». Но Алим никак не мог открыть люк. Руки не слушались его. Он безуспешно возился с затвором металлической крышки, испытывая ужас перед надвигающимся пламенем. Командир кричал, ругался, толкал в бок Алима, торопил. Толчки становились все сильнее и сильнее, и со стоном Ризаматов проснулся.
— Что это такое? — растерянно проговорил он, еще не понимая, где он и что с ним происходит.
И вдруг все стало понятно и до боли ясно. Он в лесу, на немецкой земле... Перед ним на корточках сидит человек.
Алим вскочил и передернул затвор пистолета.
Человек не проявил никакого беспокойства, не тронулся с места. Он продолжал сидеть и разглядывать Алима поверх своих золотых очков. Старческое лицо его, гладко выбритое, было усеяно мелкими морщинками. Глаза смотрели необычно тепло и приветливо, даже дружелюбно. Алим невольно опустил пистолет. Этот человек в странной маленькой шляпе, в поношенном костюме, вооруженный только лопатой, не мог замышлять ничего дурного.
Юноша и старик молча разглядывали друг друга: старик — с любопытством, юноша — настороженно.
«Ну, этот, кажется, не страшен, — внушал сам себе Алим и задался вопросом: — Как же с ним поступить? Что делать?»
Молчание нарушил старик. Он поднялся и произнес что-то на немецком языке.
Алим промолчал.
Старик улыбнулся, отчего лицо его стало еще более приветливым, и вдруг спросил на чистом русском языке:
— Русский?
Алим машинально кивнул головой.
— Советский?
— Да, узбек...
— Летчик?
Алим не ответил — комбинезон и шлем выдавали его специальность.
Старик полюбопытствовал:
— А как сюда попали?
Алим показал рукой на небо.
— Вот как, — опять улыбнулся старик. — С самолета?
— Да...
— Замечательно...
Ничего, конечно, замечательного в том, что он вывалился из самолета, Алим пока не видел. Он лишь рад был тому, что встретил человека. Не фашистского солдата, а обычного мирного и располагающего к себе человека.
— А вы русский? — задал он, наконец, первый вопрос.
Незнакомец поправил очки и засмеялся тихим, приятным смехом, обнажив еще хорошие белые зубы.
— Вы спрячьте эту штучку, — он показал на пистолет, — она не нужна при знакомстве. Да и притом справиться со мной вы сможете и без нее. Гость должен быть прежде всего вежлив, а вы гость. Спрячьте. Это не игрушка, и я не хочу, чтобы меня ею приветствовали.
Алим послушно спрятал пистолет в карман, предварительно поставив его на предохранитель, и продолжал разглядывать старика.
— Вы спрашиваете, русский ли я? Нет, я не русский. Я ортодоксальный немец, чистокровный, как принято сейчас говорить, ариец.
— Немец?.. — разочарованно переспросил Алим, и неприятный холодок пробежал по его спине.
— Да, немец, повторяю, немец ортодоксальный, безо всяких примесей, но владеющий русским языком, живший в России и знающий Россию.
Алим уже определил по речи старика, что имеет дело с культурным человеком, но его продолжал смущать внешний вид незнакомца: сумка, лопата, странная шляпа, видимо, перелицованный, хотя и опрятный серый костюм, башмаки на толстых подошвах. Зачем он здесь?
— Где я? — спросил вдруг Алим.
— По-моему, и вы, и я в лесу, — ответил старик, — а точнее — мы находимся в лесу, принадлежащем господину фон-Гутнеру, в двух километрах от его имения и в стольких же километрах от города. Вы стремитесь попасть в город?
Нет. Алим не ставил перед собой такой цели. Он отрицательно покачал головой.
— И правильно, — заметил старик. — Не советую.
Старик задумчиво и, как показалось Алиму, даже с оттенком грусти посмотрел на него.
— Вы курите? — поинтересовался он, вынимая пачку сигарет.
— Когда есть...
— Откровенно! Курите.
Закурили. Ризаматову стало немного легче.
— Значит, вы узбек?
— Да.
— И так хорошо говорите по-русски?
— Как видите. Теперь мало узбеков, не говорящих по-русски. — И подумал: «Что он так разоткровенничался, развязал язык? Для чего все это? Да и кто он, в конце концов, этот старик? Может быть, нарочно хитрит с ним, располагает к себе, а сам обдумывает, как бы получше отправить его куда следует».
Но в то же время старик внушал доверие, вселял надежду.
— Ну что ж, — задумчиво произнес старик. — Первое, что надо сделать, — уйти отсюда. Если тут шел я, могут пройти и другие, а вы, я чувствую, не склонны расширять круг знакомых. Пойдемте! — Он вскинул лопату на плечо и направился в глубь леса.
Ризаматов на секунду заколебался, а потом последовал за ним.
...Лес густел, начались холмы, поросшие незнакомыми Алиму кустарниками, затем путь их пошел под уклон.
Старик шел быстро, мелким, но торопливым шагом.
«Вероятно охотник, — думал Алим, едва поспевая за своим новым знакомым. — Ему не меньше шестидесяти, а бежит легко, как джейран.»
Старик, видимо, хорошо знал лес. Он не петлял, на осматривался, а шел уверенно, обходя заросли молодняка, пересекая опушки. За светлой, залитой утренним солнцем поляной начался глубокий распадок, поросший высокой травой и густым кустарником. На дне его бил прозрачный ключ.
— Вот здесь и располагайтесь, — сказал, остановившись, старик. — Сюда редко кто заходит, кроме любителей природы. А их сейчас не так уж много. Тут можно и спрятаться. — Он полез в свою походную сумку, вынул бурсачок кофейного цвета, мало похожий на хлеб, кусочек сыра и подал все это Алиму. — Берите... А воды здесь много. Ждите меня. Я шел на огород, вернее, на свое картофельное поле, и наткнулся на вас. Может быть, на ваше счастье. Ждите меня, а уйдете — на себя пеняйте. Об остальном я подумаю. Счастливо! — Он приподнял шляпу, поклонился, быстро выбрался из распадка и скрылся среди деревьев.