— Что-нибудь новенькое? — Поспелов кое-как пристроил большой зад на крошечном раскладном стульчике.
— Уезжать собираются.
— Это понятно, только вот есть маленькая проблема. Если они спросят у охранника на въезде в поселок, куда он их пошлет?
— Он их пошлет в поликлинику при больничке. Тут недалеко, сейчас ведь день, хирурги работают, есть даже приемное отделение для травмированных.
— Во-о-о-от! — многозначительно поднял указательный палец Поспелов. — А нам сколько времени требуется?
— Ну, — задумался пожилой мужчина, допивающий в фургоне кофе, — ежели без оглядки с усердием все обшмонать, минут за семьдесят справимся. А вот ежели сделать так, чтобы было незаметно и чисто после нас, то часа два.
— Давай-ка, Кирилыч, иди погуляй. — Поспелов снял вязаную шапку и утер ею вспотевший лоб.
— А ежели…
— А ты так погуляй, чтобы они притормозили возле тебя! И никаких “ежели” тогда не будет.
— Так ведь тогда разве что с Чукчей?..
Не получив ответа, пожилой вытер усы и тихонько свистнул. Из-под стола с аппаратурой вылез крошечный шпиц и выжидательно посмотрел на свистуна.
Через пару минут мужчина с собачонкой уже торопливо шли к ограде поселка, в известное им место-к дыре в сетке, которая была сделана вчера вечером оперативной группой именно для срочных входов и выходов из поселка. Шпиц был подхвачен под брюшко и во избежание всяческих неожиданностей (вроде той, стойкий запах которой теперь портил воздух в фургоне) перенесен на руках до самого новенького асфальта. Его поставили на дорогу, прицепили к тоненькому ошейнику металлическую захватку плетеного поводка, а между ушами торопливо приладили кокетливый красный бантик. Подсоединение к поводку шпиц перенес с гордым терпением, но бантик его возмутил ужасно.
— Что поделаешь? — посочувствовал ему хозяин. — Служба! Необходимая маскировка. Не обижайся, Чукча, я на прошлой неделе — ты не поверишь! — в казино сидел два часа. В смокинге, в липучей прическе и весь облитый одеколоном. А тут всего лишь бантик, надели-сняли, и все дела! Приготовься, Чукча.
Сгорбившись, шаркая подошвами ботинок, мужчина поплелся вдоль дороги и через несколько шагов превратился в полнейшую развалину, которую тащит на поводке крошечный шпиц.
Когда до подъезжающего темно-красного “Вольво” осталось метров шесть, строптивый шпиц выдернул поводок у присевшего от неожиданности нерасторопного хозяина и бросился через дорогу, почти что под колеса.
В фургоне услышали визг тормозов.
— Незаменимая собака этот Чукча, — уважительно заметил молодой парень с наушниками.
— Есть что интересное для меня? — Поспелов стащил пальто и теперь разматывал длинный шарф.
— Вот, послушайте, это минут двадцать назад накрутилось, еще в доме.
“Да нет же, Ляля вывалилась из шкафа! Она!.. Она была задушена, это точно!”
“Не падай в обморок! С ванной это, конечно, очень интересно, но следователь Поспелов вытащил из чемоданчика кислоту, которой, как он сказал, я воспользовалась для растворения какого-то Успендрикова. Так что, сам понимаешь, растворять было не в чем”.
Поспелов хмыкнул и покачал головой.
По двери фургона провели чем-то металлическим, Петя открыл.
Сначала пожилой мужчина забросил внутрь шпица.
— Порядок, — кивнул он. — Сразу пойдем или дождемся, когда на связь выйдет поворот?
— А ты куда их послал?
— В Серпухов, конечно, в “Семашко”, и подробно объяснил, какой поворот и что дальше. Но женщина, сами понимаете, даже такая спокойная и отшибленная, за рулем становится совершенно непредсказуемой.
— Тогда подождем поворот, — опять сел приподнявшийся было Поспелов.
— Отшибленная? — заинтересовался Петя.
— Да. Спокойная до отключки. Уж сколько я нервных дамочек, вытаскивающих Чукчу из-под колес, повидал, но такой спокойной еще не попадалось. Открыла дверцу, ни тебе ругани, ни испуга, наружу не выходит, смотрит на меня и спрашивает: “Сдохла?” Я, конечно, бросился к машине, кое-как присел, не забывая стенать и охать, и тащу Чукчу к себе за поводок, а он, артист, ну совершенно дохлый, и даже язык наружу. И тут она говорит… Запищала рация.
— И она говорит, бросайте, говорит, ее на заднее сиденье. Чего, почему?.. А она выходит и открывает дверцу сзади. Стоит, значит, ждет. Сзади у нее сидит малый с белым лицом и ребеночком на руках и девчушка, хорошенькая такая, сразу молча ручки протянула, чтобы собачку, значит, взять. Чукча почуял неладное, приоткрыл глаз и смотрит на меня, что, значит, я дальше делать буду. Прижал я его к себе, зачем, спрашиваю, песика моего в машину? А она говорит: “Все, — говорит, — одно к одному, дети, дом, теперь еще и собачонка, все, как полагается” — и спрашивает: “Она у вас поет?” Я сразу не сообразил, что это про Чукчу в бантике! Оглянулся на всякий случай, и знаешь, Петя, как-то мне не по себе стало. Вот первый раз так стало! Совершенно ведь забыл, зачем я на дороге стою. Тут Чукча голову приподнял и на всякий случай заскулил. Я, конечно, изобразил радость и веселье, жива, говорю, собачка, спасибо вам за заботу! Хорошая вы мамаша, говорю, что деток сзади возите, заботливая, наверное, по магазинам едете? Ну, тут уж она, наконец, спросила про травмпункт…
— Поворот докладывает, объект проехал, — доложил Петя и потянулся от души. — Когда-нибудь ведь задавят твою Чукчу!
— Сплюнь!
Сквозь дыру в сетке пролезали по старшинству: сначала — следователь Поспелов, за ним — усатый хозяин Чукчи, потому как дослужился до старшего лейтенанта и еще работает на пенсии, а за усатым — Петя.
У дома Сидоркиных их ждали трое молодых фактурщиков с отмычками.
Начали с гаража.
Молодые ребята то и дело отвлекались на дорогой электрический инструмент в мастерской, усатый оперативник работал быстро и как-то судорожно, бросаясь то в один угол, то в другой, выискивая ему одному понятные знаки, это он обнаружил и указал Поспелову на кучку одежды под полкой в углу — ватник и валенки. Поспелов только вздохнул, сказал: не трогать. Когда усатый нашел металлический чемоданчик и, предвкушая отменный улов, хищно стал к нему подбираться, поправляя резину перчаток, Поспелов даже досадливо крякнул и решил направить потенциал оперативника в нужное русло — отправил его наверх в кухню.
Сам он чемоданчик, однако, открыл, убедился, что женщина залезла в тайник и, совершенно не заботясь об аккуратности, небрежно раскидала внутри документы и деньги.
Он не понимал логики ее поведения и некоторых особенностей имиджа, таким словом, кажется, молодые сейчас объясняют рваную одежду и выбритые головы.
— Делим этажи? — поинтересовались фактур-щики, поднимаясь в кухню.