Заметив это, гость отодвигается от Коли и с надеждой поворачивает ко мне измученные глаза:
— Этого не может быть… Я же слышал, что мы ехали!
— Мы ехали покупать продукты, — мне стало все это надоедать. — Если вы не будете пить или есть, то, извините, у нас дела.
— Дела?..
— Да-да, — ласково, как больному, кивает Коля. — Мы очень устали и хотим лечь спать. Гуд найт! Выход сзади, на улице калитка.
— Вы не можете так со мной поступить! Мне обещали, я перевел деньги, мне гарантировали стопроцентный успех!
— Увы, увы, — кивает Коля.
— Мне нужно позвонить!
Я с готовностью подвигаю ему телефон. Надеюсь, после звонка он поедет спать в новое место. Надеюсь, он не будет перед этим делать здесь клизму.
— Номер… У вас тут напрямую?
Смотрю в его воспаленные глаза и вижу, что зрачки плывут. Снотворное еще действует, какого черта он не спит? Неужели его так огорчил испачканный плащ? И тут, следя за его пальцем, я понимаю, что странный гость в белом набирает знакомый номер. Я бросаюсь на телефон. Меня удивило, что Артур при этом выронил трубку и молниеносно закрылся руками.
— Нельзя! То есть, я хотела сказать, не надо набирать этот номер!
Поясняю застывшему от удивления Коле:
— Он набрал номер мобильника, который мы с тобой нашли в яме.
— Ну что вы, никак нельзя, — грозит Коля пальцем. — Телефон этот забрали секретные агенты, они недавно ушли после обыска. Они за этот телефон готовы кожу с задницы…
— Ка… какие агенты? — опешил Артур. Я вижу, что над верхней губой у него выступили капельки пота.
— Обкаканные, — с готовностью поясняет Коля и делает мне знак выйти.
В коридоре Коля склоняется и шепчет:
— Этот тип пришел к Ляле, лег в багажник ее машины, она должна была вывезти его в Амстердам.
— Это невозможно. Она не могла попасть на своей машине в Амстердам да еще с мужиком в багажнике!
— Значит, она должна была отвезти его в какой-нибудь порт, а потом в Амстердам!
— Что ты заладил!
— Мы должны от него немедленно избавиться и ни в коем случае не говорить, что Ляли нет в живых!
— Почему?
— Он псих и опасен. Его поведение может оказаться непредсказуемым!
— Да почему ты думаешь, что он псих?! — Я вынуждена приподниматься на цыпочках, потому что Коля устал наклоняться.
— Ты видела, как он одет? У него даже галстук белый!
— Уже нет. Твой любимый шоколадный коктейль…
— Не отвлекайся! С минуты на минуту сюда нагрянет группа секретных агентов, хороши мы будем. Ты не знаешь, этот тип играет в бильярд?
— Понятия не имею! — мне надоело шептать.
— Не кричи. Я вдруг подумал… Ты ведь уехала на этой машине, когда был обыск, они искали кого-то, вдруг “бильярдист” — это просто человек, играющий в бильярд?
— Ну и что с того, что он играет в бильярд?
— Они сейчас придут за ним, вот что! Пошли, я тебе кое-что покажу.
Коля тащит меня за собой на лестницу. Пройдя три ступеньки, он резко разворачивается, я утыкаюсь лицом в полотенце на его чреслах и ругаюсь.
— Какого черта?!
— Сюшка осталась с ним! Позови ее! Он может оказаться педофилом!
— Ты совсем сбрендил?
— Я не сбрендил. Я точно знаю, что Ляля два года назад прятала какого-то педофила из Государственной думы, на него завели дело, вдруг это он и есть!
— Нет. Тому было пятьдесят пять лет. Ему изменили внешность и имя и спокойно отправили на Кипр.
— Откуда ты знаешь?
— Я изменяла внешность.
— Как?! — он опять резко разворачивается на лестнице, я опять влипаю лицом в полотенце. — Ты тоже эта… моракунда?
— Нет, я не моракуса! Я гример! Подвинься, я пойду первой.
— Мужик затрахал до смерти какого-то ребенка, а вы всего-то и сделали, что в гриме отправили его отдыхать на Кипр?
— Сначала он прогулялся в мир мертвых, это испытание, скажу я тебе, не для слабонервных! А уже потом поехал отдыхать под другим именем. А насчет морали… Знаешь, что сказала на эту тему твоя тетушка? Она сказала, что все люди перед богом равны, и уж если композитор Чайковский, тоже затрахавший, как ты выражаешься, ребенка до смерти, получил лично от царя высочайшее помилование, то чем хуже другие простые смертные? Твоя тетушка придерживалась английской системы правосудия, основывающейся на исторических прецедентах.
— Чайковский?..
— Да. Об этом даже существует исторический анекдот. Император Александр выразился так, что в России задниц много, а Чайковский — один.
— Поднимайся выше, — сказал Коля, когда я остановилась на втором этаже.
— Еще выше?
— На чердак.
— А как ты туда залезешь?
— Я уже лазил, чтобы осмотреть местность после твоего прыжка в мусоросборник.
И вот мы на чердаке. Коля, в полотенце на бедрах, и я — удивленная до крайней степени.
На чердаке у одного из окон установлен пластиковый столик с вкрученными в балки перекрытия ножками, и на нем — настоящая подзорная труба!
— Вот это да!
— Да нет, это ерунда, — отмахивается Коля, направляя трубу, — вот винтовка с оптическим прицелом!..
— Где?.. — от удивления у меня подкосились ноги, и я присела.
— Здесь же лежала, на столе. Я зарыл в керамзите, — он неопределенно машет рукой куда-то в глубь чердака. — Смотри.
Подхожу и склоняюсь к трубе.
— Видишь?
— Вижу кусты какие-то, сарай…
— Видишь грязно-желтый фургон?
— Да. И что?
— Теперь — чуть левее и пониже. Теперь видишь?
— Два мужика курят. Какая-то крыса или кошка… Нет, это же собачонка!
— Обрати внимание на того, который повыше и с усами. Настрой резкость.
Коля кладет мои пальцы на рычажок. Я кручу его, и крупным планом проступает усатое лицо местного жителя, который не удержал на поводке своего шпица…
— Поняла? — Коля удовлетворен выражением моего лица. Вероятно, на нем, кроме удивления, явно проступают понимание и восхищение им, умным и сообразительным.
— Что ты все время трясешься?! — меня вдруг стала раздражать его самодовольная физиономия с пятнами ожогов.
— Да холодно здесь стоять в одном полотенце! Ты поняла, что это за фургон? Они из него нас подслушивают!