Я думала, за оружием. Или за наручниками. А он достал огромный клетчатый платок и вытер им лицо.
— Что тут у вас случилось? — озаботился появившийся Петя. Он поднял руку и показал следователю баночку в ней.
Конспираторы, да? Не выйдет! Фундик должен знать, что этой банки больше нет в доме.
— Ты нашел эту баночку! — радостно кричу я. — Какой же ты хороший сыскник!
— Она ненормальная, — разводит руками Петя. И вдруг обнимает меня за плечи и притягивает к себе.
— Леди, — шепчет он в самое ухо, касаясь его губами. — А у вас в гараже в багажнике гость!
Я бегу через две ступеньки вниз.
Открываю багажник “Москвича”.
Артур Карлович Бехтев спит, завернувшись в изрядно испачканный плащ, из приоткрытого рта невинно вытекает ниточка слюны. В правой руке зажата прямоугольная бутылка. Из плохо закрученной пробки вытекла желтоватая жидкость, пахнет спиртом и дорогим одеколоном.
Определенно, это заколдованный дом. Осторожно закрываю крышку, присаживаюсь на нее и пытаюсь думать. Ничего не получается. При избытке молока думать практически невозможно.
Иду мыть грудь. Иду кормить ребенка.
Коля лежит на боку, подпирая голову рукой, и смотрит, как я это делаю.
— Знаешь, — говорит он шепотом, — я все время пытался представить, как Ляля будет кормить грудью… И не мог. А у тебя это выходит очень естественно…
— У всех женщин это естественно.
— Нет. У Ляли маленькая грудь, ей бы пришлось что-то придумывать.
— Коля, почему — она?
— Не знаю… как-то само собой получилось, мы даже и не разговаривали сначала. С ней так приятно молчать! Она смотрит, смотрит в глаза, потом вдруг обхватит горло рукой и сглотнет ком, а зрачки расширятся… Или проведет кончиком указательного пальца по лицу, “нарисует профиль”, она так говорила — “можно нарисовать твой профиль?” — а на шее ее палец проваливался в дырку между ключицами и начинал надавливать, сначала легко, потом сильнее, и от этого у меня начинались галлюцинации, и я переставал дышать, честное слово!
— Представляю…
— Она говорила, что бог — женщина.
— Логично.
— Она не верила в астрологию. Она говорила, что все это чушь, что человек может сам управлять и жизнью и смертью. Она пила мою кровь.
— Хватит выдумывать!
— Честно. Я порезался как-то, она взяла палец в рот и сосала его, я чувствовал на ранке ее язык и от этого чуть не кончил!
— Коля, ты же понимаешь, что у такой женщины, — осторожно начинаю я, — в одно и то же время могло быть несколько мужчин. К примеру, ты и еще кто-то.
— Нет! — он смотрит удивленно и злобно.
Ладно, я пас. Тут я ничего поделать не смогу. Пить кровь — это, конечно, полный загиб. Или попробовать последний раз?
— Я хотела сказать, что, если она с тобой не трахалась, с кем-то же она должна была это делать?!
— Во-первых, — объясняет мне, тупой пошлячке, мальчик Коля, — на девятом месяце женщины уже не трахаются! А во-вторых, если ей очень приспичило, она могла это делать с мужем.
Ну полный загиб!
— Ты сам сказал, что у нее было сорок два мужчины! — завожусь я.
— Так это же до меня! — Коля совершенно обезоруживает своей верой и наивностью.
Он удовлетворен выражением моего лица и снисходительно интересуется:
— Ты же из-за любви топиться пошла, так ведь?
— Нет, из-за смерти.
— Но ребенок у тебя получился из-за любви?
— Ребенки получаются из-за слияния яйцеклетки и сперматозоида.
— Не хочешь разговаривать?
— О чем?
— О любви! — шепчет Коля.
— Я ничего не знаю о любви. Ребенок в животе был мне дороже мужчины, от которого он появился. Разве такое может быть, если — любовь?
— Может. Например, если ты — лесбиянка, — авторитетно заявляет Коля. — Ты любила ее?
— Кого?..
— Лялю.
— Я ее никогда в глаза не видела. Подумав, он ложится на спину и замечает:
— Я тебе верю. Но почему мне все время кажется, что вы были повязаны? Ты же узнала ее на фотографии!
— Из этого только следует, что я…
— Видела ее фотографию, — вздыхает Коля. — А если бы ты знала, как от нее пахло! Если закрыть золотыми волосами лицо, сразу начинаешь плыть, плыть… Потому что под ее волосами Земля вращается в другую сторону. А где ты видела фотографию Ляли?
— Мне ее дала Куска Лучара.
— Это какая-то колдунья, ты рассказывала.
— Да. Мы с нею дружны уже десять лет. Мой отец работал на Гаити и теперь часто ездит туда к друзьям.
— На Гаити? Эта колдунья с Гаити? Откуда у нее фотография Ляли?
Убираю заснувшего ребенка от груди. Ложусь на спину рядом с Колей, нахожу его руку и слегка сжимаю пальцы.
— Она попросила одноногого Персикаля, он сделал ей одну. Персикаль фотографировал туристов.
— Потому что ей понравилась фотография красивой золотоволосой женщины? — пытается понять Коля.
— Нет. Фотография Куоке была нужна, чтобы отдать ее мне. Она сказала: “Найди эту моракусу и останови ее. Поклянись, что найдешь”. И я поклялась. Я была тогда беспечна и глупа, я не знала, что значит клятва, данная Куоке. Она сказала, что я должна найти ее до пятнадцатой жертвы, потому что пятнадцать лун Куока будет выпрашивать себе прощение у Агуры Всевидящего, а больше не сможет, и я расплачусь частичкой себя.
— Ничего не понимаю, но звучит красиво. Помесь сказки о Бабе-яге с новеллами Маркеса.
— Я и воспринимала это как сказку, забавное приключение из жизни колдуний.
— И что такого страшного сделала Ляля?
— В третий свой приезд на Гаити она украла порошок для странствующих мертвецов. Нет, как бы это объяснить, порошок она брала и раньше, но он имеет силу только десять месяцев, она украла тайну его изготовления!
— Давай что-нибудь съедим. Я проголодался.
— Подожди. Ты спросил о фотографии, помнишь?
— Да. Я только не понимаю, как потомственная колдунья позволяет себе такую халатность, как кражу рабочего материала! — веселится Коля.
— О, это просто. Она была покорена чарами твоей тетушки.
— То есть?..
— Одна из восемнадцати, да-да, не смотри так.
— Она гаитянка, эта колдунья?