— С этим? Отдам маме с папой.
— А с маленьким?.. — осторожно взглядывает он поверх очков.
— Отдам Коле, Коля отдаст его маме с папой. Теперь вы спросите, что я буду делать с девочкой?
— Нет, не спрошу. Подвиньте сахарницу поближе.
— Почему?
— Девочка вам нравится, вы еще не решили, что с ней делать. В этой жизни столько условностей, даже и не знаю, как вы выпутаетесь…
Дождавшись, когда следователь, шевеля губами, отсчитает шесть ложек сахару, я спрашиваю, что он будет делать со мной.
— Я буду любоваться вами, Мона Кукулевская, пока есть такая возможность, пока вы сидите в таком же, как у меня, халате рядом за столом и пахнете счастьем.
Поздно ночью Коля меня растолкал и сказал, что по дому опять кто-то ходит.
— Пусть ходит, — отмахнулась я.
— Кто-то лазил на чердак!
— Значит, это Хока.
— А потом спустился в подвал и копался в гараже!
— Значит, это бильярдист забрался в багажник, чтобы заснуть там.
— А теперь на кухне стучит тарелками!
— Тогда это следователь Поспелов подъедает все, что мы с Сюшкой не доели. Спи!
— Я не могу спать. Мне страшно.
— Даже так? — я смотрю на Колю. В темноте виден бешеный свет его глаз.
— Зачем она подарила мне часы?
— На память. Давай не будем о ней говорить. Почитай мне стихи.
— Нет. Куда ты дела бильярдиста? Ты вывезешь его в Амстердам?
— Нет. Не вывезу. Читай стихи или замолчи.
— Я полный кретин, да?
— Ты худой кретин, удовлетворен?
— Ты завтра уйдешь с ним навсегда, а я останусь тут, в проклятом доме, мне уже никогда отсюда не выбраться, это предопределено!..
— Я не уйду с ним.
— Уйдешь! Вы все сучки!.. Уходите, бросаете…
— Не ори, детей разбудишь.
— Какое тебе теперь дело до детей? Скажешь, ты не сучка?.. Не такая же, как все?..
— Ладно, я сучка, только перестань орать.
— Значит, ты уходишь с ним, да? Этот тип всегда будет иметь в жизни все, что выберет! Такой неумеха, страдалец, сам за себя постоять не может, беспомощная лапочка! Вечно попадает в истории, его нужно опекать!.. Вы оба, вы мне противны! — шипит Коля.
Все. Достал!
— И твой запах, я его ненавижу! Это твое синее вымя, твои припадочные глазищи, ты хотя бы иногда смотришь на себя в зеркало или боишься упасть в обморок?!
Нет, правда достал!
— Коля, не плачь, хочешь, я тебя покормлю?
— Ты мне отвратительна. Ты даже покончить с собой не можешь по-человечески. Почему ты не утопилась?
— А почему ты не повесился на батарее?!
— Ты не женщина, ты монстр!
— Ты что, еще не понял, кто здесь монстр?
— Не смей говорить о ней плохо!
— Вот как? — я села, задохнувшись от возмущения. — Не говорить плохо? Да то, что она собиралась сделать с тобой, не имеет человеческого определения! Если бы не звонок из клиники, не ревность дядюшки, то двадцать третьего числа здесь, вот в этом месте, — стучу я по кровати, — на пожарище нашли бы твои полуобгоревшие кости!
— Почему это — мои? — Коля встал и отошел к окну.
— Потому что у тебя был двойной перелом левой ноги! Потому что у тебя совершенно здоровые зубы! Потому что ты идиот, но по малолетству это еще можно объяснить отсутствием жизненного опыта.
— Почему сразу — идиот?..
— Тебе уже все объяснили, а ты еще задаешь вопросы! Твоя тетушка влюбилась в бильярдиста! Она родила от него ребенка!
— Вранье! — заявляет Коля от окна.
— Она подготовила ему побег, а чтобы их не искали, в подожженном доме должны были остаться убедительные доказательства смерти бильярдиста!
— Мой обгорелый скелет, да?
— Да. Скелет под метр девяносто с давнишним переломом на левой ноге, совершенно здоровыми зубами и платиновыми часами на руке!
— Мне не нравится эта твоя история, — подумав, заявляет Коля.
— Сам напросился!
— То есть, — задумывается Коля, — я приехал немного раньше, чем требовалось?..
— Нет. В данной ситуации ты очень удачно опоздал. Мадлену Сидоркину задушил муж. Ты удачно опоздал во всех смыслах. Твоего дядюшку вовремя закололи отверткой. Неизвестно, как бы он себя повел после убийства жены, обнаружив в доме приехавшего племянничка, всего такого влюбленного, решительного!..
— Ладно, хватит объяснять, я не идиот. И знаешь что… Сейчас у меня случится нервный срыв и попытка самоубийства, и, чтобы меня спасти от полного помешательства, ты должна будешь заняться со мной сексом.
— Как интересно!..
— Да. Видишь, это галстук бильярдиста? — откуда-то из трусов Коля вытаскивает белую блестящую полоску. — Я приготовил его заранее. Допустим, я стал догадываться обо всем, что ты рассказала, но боялся признать это как факт… И вот я вызываю тебя на напряженный разговор, завожу как следует…
— То есть обижаешь!
— Да, обижаю и заставляю проговориться и все в подробностях объяснить.
— Потому что у тебя самого мозги набекрень, и язык не поворачивается сказать такое о тетушке!
— Я же был влюблен, как последний суслик! “Был” — это решительно сказано, а “суслик”!..
— Я довожу тебя до истерики… — со злорадством в голосе сообщает Коля.
— Не до истерики, а до злости!
— Ладно, до сильной злости, ты все подробно разъясняешь, и я от полнейшего отчаяния иду в ванную на первом этаже, чтобы привязать там галстук к батарее.
— Почему на первом?
— Разве это не место для мертвецов?
— А я?
— А ты бежишь за мной, плачешь и просишь не делать этого. Ты уже жалеешь, что была так болтлива и все мне подробно объяснила…
— Сразу предупреждаю, плакать я не буду!
— Ладно, просто умоляешь. А я запираюсь в ванной и молча делаю свое дело!
— А я что, бьюсь в дверь?..
— Да. Пока не выломаешь замок. Ты врываешься, видишь, что я уже на последнем издыхании — сижу на полу, наклонившись, в петле из галстука, ты меня отвязываешь, даешь понюхать нашатырь, плачешь… Ладно, ладно, не плачешь, но тебе очень меня жалко, и мы потом занимаемся сексом на полу в коридоре.
— Ничего не получится, — вздыхаю я.