– Десять человек? – не поверил своим ушам Роднин.
– Угу, – подтвердил Волопасов. – Причем диверсии мастерски проводились, ни улик, ни зацепок. Сначала на грузовом вертолете подвеска оборвалась. Штабелем бетонных плит привалило рабочего на строительной площадке. Это было первое предупреждение. – Волопасов уставился на свои подрагивающие кулаки. – Затем разбился вертолет «Ка-32», бортовой номер «тридцать один ноль двадцать пять». Он опору канатной дороги устанавливал. – Волопасов положил руку на папку, но не открыл ее, а продолжал по памяти: – В 11 часов 20 минут вертолет вылетел из района поселка Солохаул Лазаревского района Сочи. Без пятнадцати двенадцать он якобы разбился о скалу. Между тем обломки находили потом по всему трехкилометровому юго-западному склону Фишт. Вместе с фрагментами тел девяти человек.
– Диверсия? – спросил Роднин. – Взрыв?
– Судя по всему, да, хотя полноценное расследование не проводилось. Дело было скоренько открыто, закрыто и сплавлено в архив.
– Почему?
– А ты не понимаешь? – разозлился Волопасов. – Тебе информацию обязательно разжевывать нужно? Изволь. Признать, что на горе Фишт был совершен теракт, означало привлечь пристальное внимание массмедиа. И что бы выяснилось? Что российское правительство посягает на священную частную собственность? Силой отнимает чужое? – Волопасов тяжело откинулся на спинку кресла с оплывшим, как при чудовищной перегрузке, лицом. – Проплаченные Западом писаки и журналюги только и ждут повода поплясать на костях погибших, подняв скулеж на весь мир. Сам знаешь, что такое оппозиционное движение. – Генеральские щеки обвисли бульдожьими складками. – Но у нас тут, слава богу, не Украина, нам тут кассетные и прочие скандалы не нужны. Мы ведь только-только оживать начали, на ноги заново становиться… И что? Дать повод для обвинений в тоталитаризме? Допустить какую-нибудь оранжевую или розовую революцию?
– Отступились, – подвел черту Роднин. – Все осторожничаем, осторожничаем…
– И правильно делаем, – неожиданно повеселел Волопасов. – Тактика у нас такая. Если обстановка не позволяет вступать в открытый бой, веди войну тайную, тщательно продуманную, до последнего шага выверенную. Не всякого врага наглядно в сортире мочить допустимо. Существуют другие способы. – Понизив голос, Волопасов фальшиво пропел: – Работа у нас такая, забота у нас простая…
Роднин невольно заулыбался:
– Старые песни о главном, Николай Артемьевич?
– Не про лондонский же дождь нам петь, – ухмыльнулся в ответ Волопасов.
– Не следите вы за музыкальной модой. Песня про лондонский дождь теперь тоже вроде как старая…
– Но она все равно не о главном, Василий, не о главном. А главное, оно заключается в том, что… – Волопасов не удержался от драматической паузы. – В том, что фирмой, перешедшей дорогу самому президенту, заправляет через подставных лиц… – Очередная пауза. – Небезызвестная нам… небезызвестная… гражданка…
– Морталюк, – не выдержал Роднин.
– Точно, – подтвердил Волопасов. – Разумеется, никаких указаний на ее счет сверху не поступало, но, как ты сам понимаешь, подобных фокусов прощать нельзя, не то бояре наши олигархические вконец распояшутся. Безнаказанное преступление опасно вдвойне. Оно становится примером для подражания…
– Тогда как раскрытое преступление служит уроком, – продолжил Роднин, давно усвоивший эту простую истину.
– Мы должны добраться до Морталюк, – сказал Волопасов. – Осудить ее и посадить. И чтобы ни одна падла не смогла обвинить нас в недостатке законных оснований. – Генерал обрушился грудью на стол, впившись взглядом в начальника оперативного отдела. – Теперь, когда ты в курсе всего, отвечай: сколько времени понадобится Бондарю, чтобы предоставить необходимые факты? День? Два? Неделя? – Волопасов выпрямился в кресле. – Он ведь в личных телохранителях у мадам числится? Значит, в доверие втерся. Неужели так сложно застукать ее на горячем?
– Я хотел с этого начать, – сказал подобравшийся Роднин, – но вы мне не позволили, Николай Артемьевич…
– Та-ак. Многообещающее вступление! Ну продолжай, продолжай.
– Бондарь исчез.
– Куда? – тупо спросил Волопасов.
– Если бы я знал… Наши люди довели его до Адлера, там подстраховывали. Наружное наблюдение выявило настораживающую деталь: помимо людей, встречавших капитана, за ним приглядывал еще один тип.
– Что это значит?
– Это значит, что в аэропорту работали профессионалы, – ответил Роднин. – Субъект незаметно сопровождал компанию, чтобы выявить возможную слежку с нашей стороны.
– Выявил? – спросил Волопасов.
– Нет. Но затем Бондарь был посажен в вертолет и…
– И?
– И увезен в неизвестном направлении. На связь с тех пор не выходил, дозвониться ему невозможно.
– Что за херня! – взорвался Волопасов. – Какие, на хрен, могут быть неизвестные направления в стране, за безопасность которой мы отвечаем? Мы с тобой ФСБ или хвост собачий?
– ФСБ, – ответил Роднин.
– Ну?
– ФСБ, многократно реформировавшаяся и сокращавшаяся, товарищ генерал. Оснащенная по последнему слову техники… конца прошлого века.
– А военные? – рявкнул Волопасов. – К армейцам за содействием обращались?
– Обращались, – насупился Роднин, – без толку.
– Неужели они не в состоянии отследить маршрут вертолета?
– Чем?
– Радарами, чем! Или этими… локаторами!
– На металлолом они давно пошли, – буркнул Роднин. – На ладан дышит система противовоздушной обороны. Не мне вам рассказывать, Николай Артемьевич.
Волопасов только крякнул, массируя затылок.
* * *
Поводов озадаченно чесать головы было сколько угодно.
Времена, когда в небе почтовых голубей по кольцам на лапках засекали, безвозвратно прошли. Во времена существования СССР воздушное пространство страны было надежно прикрыто с воздуха. Система ПВО управлялась централизованно, была глубокоэшелонированной и высокоавтоматизированной. В ее составе находилось около двух тысяч истребителей-перехватчиков и тысяча зенитных ракетных комплексов. Радиотехнические войска ПВО включали сотни подразделений, имевших на вооружении несколько тысяч радиолокационных станций. Небо также охраняли силами военных округов и флотов, была задействована истребительная авиация, а это еще несколько сотен зенитных комплексов и около тысячи самолетов.
В 1991 году вся эта махина обрушилась. Не прошло и пятнадцати лет, как от ПВО остались рожки да ножки. Около семидесяти пяти процентов территории страны перестало контролироваться радиолокационными средствами наблюдения, о чем открыто заявлял начальник управления по использованию воздушного пространства Минобороны. Кое-как присматривали за границами, хотя две трети их тоже были полностью оголены.