– Что за чушь? – воскликнула Даша, тыча в возмутивший ее пункт контракта. – С какой стати больной должен нести ответственность за то, что сотворят с ним в вашей клинике?
– Обычная международная практика, – поскучнел врач. – Так принято во всем цивилизованном мире.
– Вы, пожалуйста, ответьте мне прямо. Восстановится ли у моего деда зрение?
– Сложный вопрос. Специалисты, – врач подвигал плечами, поудобнее устраиваясь в тесноватом халате, – специалисты отвечают на этот вопрос так. Если катаракта длится достаточно долго – несколько месяцев или около года, – то вероятность восстановления нормального зрения небольшая.
– Что значит: «нормального»? – наседала Даша.
– Задача хирурга – сохранить хотя бы то, что осталось.
– Так ничего же не осталось!
Врач развел руками. Даша встала, с шумом отодвинув стул.
Покидая клинику, она дала себе зарок раздобыть денег на проведение операции где-нибудь за границей, например, в Германии. Пусть там с нее сдерут не меньше четырнадцати тысяч евро, но зато не облапошат, как в частной российской клинике. Даша должна добиться этого. Кто же еще поможет деду, если не она? Родители? Нет. Они смирились, вернее, всем своим отчужденным поведением предлагают смириться деду. И он уже почти потерял надежду, беспомощный, как ребенок. Нельзя бросать его одного в темноте. Он молчит, но разве не слышно, как он зовет на помощь?
– Дашутка? Ты уже здесь?
Она посмотрела на дверь, из-за которой донесся голос деда, и не удержалась от улыбки. Ей было приятно, что дед ощутил ее присутствие на расстоянии. А еще приятнее, что ее не спутали с Анкой.
В спальне царил полумрак, поэтому, поздоровавшись с дедом, Даша первым делом раздвинула шторы.
– Укройся хорошенько, – потребовала она, взбираясь на подоконник. – Хочу проветрить комнату.
– Какая же ты сегодня красивая, – улыбнулся Иван Петрович, с наслаждением вдыхая свежий воздух, ворвавшийся в открытую форточку.
– С чего ты взял? – смутилась Даша.
– На улице холодно. Значит, пока шла ко мне, щечки разрумянились, глазки блестят. Разве не так?
– Так, так. Ты натяни одеяло повыше, пожалуйста. Только-только выздоравливать начал.
– Я себя превосходно чувствую.
У стоявшей на подоконнике Даши перехватило горло. Сверху дед выглядел очень маленьким и несчастным. Бледная кожа, заострившийся нос, слепой, неподвижный взгляд. Морщины, избороздившие лицо, казались сегодня особенно резкими и глубокими. А плечи деда были бессильно опущены. Совсем сдал. Сдался.
– Чаю хочешь? – спросила Даша, захлопывая форточку.
– У меня есть. Еще теплый.
Пошарив рукой справа от себя, Иван Петрович взял с тумбочки чашку с надписью «Happy birthday, see the sunshine». Дурацкий подарок родителей к дню рождения. Свою любимую чашку дед разбил, когда еще только привыкал к жизни на ощупь.
По-кошачьи спрыгнув на пол, Даша села на краешек кровати и деловито предложила:
– Давай я тебе супу принесу. Аня только что сварила. Отличный суп.
– Не хочу. – Голова Ивана Петровича отрицательно качнулась на подушке. Он был белым, как наволочка, а седая шевелюра – еще белее. Его года – его богатство. А сколько тех годов осталось?
Проглотив комок в горле, Даша спросила:
– Телик включить?
– Да ну его, – скривился дед. – По утрам одни сериалы крутят да ток-шоу эти дебильные.
– Давай тогда просто поболтаем.
– У меня другое предложение.
– Какое?
Левая рука Ивана Петровича отыскала стул и накрыла лежащую на нем папку:
– Пора заняться чем-нибудь полезным, Дашутка. Сколько можно лентяйничать? – Он виновато улыбнулся. – Вот, решил взяться за книгу, начатую еще лет пять назад.
– О чем она? – спросила Даша.
– Рабочее название: «Отец народов», – оживился Иван Петрович. – Я уверен, что нынешнему поколению будет небезынтересно узнать, как относились к Сталину его современники.
– Конечно, еще как, – кивнула Даша, убежденная, что нынешнему поколению плевать на все, что не сулит удовольствий или материальной выгоды. – Скажи, деда, а за книги сейчас много платят?
– Тысяч десять. Во всяком случае, так было три года назад, когда я сдал свою последнюю рукопись.
– Десять тысяч долларов?
– Твоими бы устами да мед пить. Рублей, Дашутка, конечно, рублей.
– Мало.
– А, ерунда! – махнул рукой Иван Петрович. – Не в деньгах счастье, правда?
– Правда, – рассеянно подтвердила Даша. – На литературной ниве не очень-то разбогатеешь.
– Да много ли мне, старику, надо? Тем более теперь, когда даже на газеты тратиться не надо. – Прикоснувшись к глазам, Иван Петрович жалко улыбнулся. – Ну что, попробуем? Для начала ты прочитаешь мне кое-какие материалы, дабы освежить мою стариковскую память. Потом время от времени я буду диктовать, а ты – записывать. Если, конечно, это тебе не в тягость.
– Да ты что! – возмутилась Даша.
– Ни славы, ни особых денег книга не принесет, но зато у меня появится повод ежедневно видеться с тобой. – На слове «видеться» Иван Петрович запнулся.
– Ты, что же, думаешь, мне непременно какой-то там повод нужен? – обиженно воскликнула Даша.
– Не обращай внимания. Так уж мы, старики, устроены: вечно брюзжим, капризничаем, всем недовольны.
– Ты не брюзжишь!
– Стараюсь. – Иван Петрович не удержался от польщенной улыбки.
– Ладно, давай сюда свою папку, – сказала Даша.
* * *
Через полтора часа, когда Даша совсем охрипла, зачитывая материалы из папки, Иван Петрович попросил:
– На сегодня хватит. Теперь можно с чистой совестью отдохнуть. Пообедаешь со мной, Дашутка?
Она кивнула, забыв о том, что дед не может видеть этого жеста, после чего, спохватившись, подтвердила вслух:
– Конечно. Но сначала я хотела бы задать тебе один вопрос. Даже два.
– С удовольствием отвечу, – улыбнулся Иван Петрович. – Если это, конечно, в моей компетенции.
– Один человек, – сказала она, – поведал мне, что существует секретное оружие, называемое психотропным… нет, психотронным. С его помощью якобы воздействуют на людей, подчиняя их своей воле. Это правда?
– Бесспорно, – подтвердил Иван Петрович. – Признаюсь, я увлекался этой проблемой. О психотронном оружии много писали в свое время. Истинное положение вещей, конечно, известно лишь специалистам.
– А поподробней можно?