Даже вырвавшись из ада, она не могла забыть пережитый кошмар. Сходясь с мужчинами на добровольной, так сказать, основе, она невольно вспоминала, как ей хотелось умереть под очередным потным телом, и тогда Вера переживала все заново. С Бондарем было иначе. Она словно родилась заново… но для чего? Для того чтобы умереть снова, оставаясь с виду живой, привлекательной и полной сил?
Нет! Это невозможно!
Вера не заметила, как очутилась на ногах. Обратное путешествие во времени с особенной остротой заставило ее ощутить страх перед грядущим расставанием. Разве можно упускать свое счастье? Разве можно сидеть, сложа руки, когда Бондарь вот-вот исчезнет с горизонта?
Кстати, почему он отсутствует так долго? Чем занимается? Нашептывает нежные слова на ушко белобрысой эстонке, переманивая ту на свою сторону? Это у него хорошо получается! Глядишь, к утру завербует Ингрид и явится с нею в обнимку, как ни в чем не бывало. Конечно, Вера ему до лампочки, поскольку от нее теперь ничего не зависит. Бывшая проститутка с исцарапанной физиономией – зачем ему такая?
– Затем, – прошептала Вера, направляясь к двери. – Потому что никто не полюбит тебя так, как я, глупый.
* * *
Не тратя времени на одевание, она тихонько спустилась вниз. Подкралась к двери спальни, окаймленной светящимся прямоугольником. Приникла ухом к щели, прислушиваясь к голосам за дверью. Тут-то ее и прошиб холодный пот. Ее опасения подтвердились! Бондарь и Ингрид ворковали, как голубки, готовясь лечь в постель. Надо понимать, эстонка еще только раздевалась, попутно интересуясь у Бондаря, как она смотрится. Он признался, что терпеть не может белья бежевого цвета, но от этого Вере не стало легче. Не в силах совладать с собой, она ворвалась в спальню.
От увиденного перехватило дыхание. Бондарь вальяжно возлежал на кровати, с рукой, скованной наручниками. Растянувшийся рядом профессор никак не реагировал на происходящее. Размышлять о том, спит ли старик или окоченевает помаленьку, Вера не стала. Она видела перед собой лишь ненавистную эстонку, застывшую на одной ноге. Белобрысая тварь снимала трусы! Могла ли Вера стерпеть такое?
– Ах ты, гадина! – вырвалось у нее.
Она не заметила, как очутилась рядом с бесстыжей соперницей, готовая разорвать ее в клочья. Лишь после того, как Бондарь крикнул про пистолет на подоконнике, Вера догадалась, что стала свидетельницей отнюдь не постельной сцены. А по прошествии еще нескольких секунд она поняла, что схватка будет нешуточной.
Поначалу она действовала довольно решительно, рассчитывая легко сломить сопротивление хрупкой на вид Ингрид. Однако к исходу поединка у Веры не осталось ни сил, ни воли к победе. Избитая, задыхающаяся, исцарапанная и искусанная, она оказалась на лопатках, с руками, прижатыми к полу коленями эстонки.
«Конец!» – пронеслось в Верином мозгу. Ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Отстраненно, словно находясь за тридевять земель от места схватки, она почувствовала, как сильные пальцы эстонки схватили ее за уши. Мочка одного уха была порвана, но Вера не ощутила ни малейшей боли. Она так устала, что была готова умереть, лишь бы не продлевать свои мучения. Наверное, подобное оцепенение нападает на голубку, угодившую в когти коршуна. Только Вера не думала ни про голубок, ни про коршунов. Она даже о существовании Бондаря позабыла в этот момент. Ей стало все равно.
Приподняв Верину голову за уши, Ингрид выдохнула ей в лицо:
– Сейчас одной русской шлюхой станет меньше!
Что она сказала?! Русская шлюха?! Шлюха?!
Вспышка в мозгу Веры была вызвана отнюдь не тем, что ее ударили затылком об пол. Нет, скорее, это было озарение – очень яркое и очень доходчивое. Если она позволит убить себя, то больше ничего не будет. Ни радостей, ни огорчений, ни любви, ни ненависти. Она не скажет Бондарю тех главных слов, которые собиралась сказать. Не попрощается с ним и не найдет нового мужчину. Не нарожает детей, не вскормит их грудью, не проводит их в первый класс и не встретит их после выпускного вечера. А самое страшное, что она так и умрет проституткой, обычной русской проституткой, о которой никто не заплачет.
Умрет… Уже умирает…
Бац! Новый удар отозвался в голове погребальным звоном.
– Не-е-ет! – прохрипела Вера. Ее ноги взметнулись вверх, переплетаясь вокруг шеи Ингрид. – Я тебе не шлюха! – Поднатужившись, она завалила противницу на спину, поражаясь столь яростному приливу сил. – Я буду жить! – Одна из освободившихся рук Веры наткнулась на острый обломок стула и сжала его на манер кинжала. – Вы сами передохнете, фашисты мусульманские.
Она не смогла бы объяснить, что означает это нелепое словосочетание. Это был крик души, маловразумительный, но зато искренний. Протест против азиатских борделей, в котором силком удерживают десятки тысяч обманутых соотечественниц? Против воинствующего национализма, с которым довелось столкнуться Вере в карликовой стране на берегу Балтийского моря? Она не знала. Она чувствовала. Позвоночником, клетками, генами.
– Получай!
Расщепленная деревяшка вонзилась в горло Ингрид, как отточенный клинок. Вера вскрикнула, словно смертельную рану получила она сама. Зажмурившись, она поспешила отпрянуть от поверженной противницы. Ей вовсе не хотелось смотреть, что будет дальше. Запал ярости закончился, сменившись тошнотворным ужасом.
Ничего страшного не произошло, решила Ингрид. Вот только мутная пелена перед глазами мешает. Как только пелена спадет, Ингрид отыщет взглядом подружку Бондаря и прикончит ее. Это будет нетрудно. Нужно только избавиться от большущей занозы, торчащей из шеи. Это из-за нее помутилось зрение и отказали ноги. Голосовые связки не слушаются тоже из-за нее. Проклятая заноза! Проклятая русская шлюха, сотворившая с Ингрид такое!
Хрипя, эстонка схватилась руками за полированную деревяшку. Торопливо рванула ее вверх.
Это было все равно, что откупорить бутылку шампанского. Бурлящая кровь хлынула из сонной артерии. Хлестало, как из прорванной трубы. Напрасно Ингрид закрывала рану ладонью.
Помертвевшая рука Ингрид со стуком упала на пол. Услышав этот звук, Вера открыла глаза и тотчас пожалела, что сделала это. Слева от эстонки растекалась густая красная лужа. Всякий раз, когда она поднимала руку и роняла ее обратно, раздавалось отвратительное чавканье. Это продолжалось целую вечность. Когда Ингрид окончательно затихла, Вера стремительно поползла прочь, подвывая на ходу.
Ее стошнило возле окна, где она привстала, чтобы глотнуть свежего воздуха. Голос Бондаря, донесшийся издалека, помог ей прийти в себя.
– Встань и сделай три глубоких вдоха и выдоха носом. Не оглядывайся.
– Женя? – всхлипнула Вера. – Что же я натворила, Женя? Как теперь быть?
– Я уже сказал, – отчеканил Бондарь. – Подыши, а потом хорошенько пощипай мочки ушей. Помогает.
– Но я убила человека!
– Ты убила врага.