Вейдеманн и гном что-то твердили наперебой – Бондарь их не слышал. Осталась минута… пятьдесят девять секунд… пятьдесят восемь…
Свет сочился сквозь веки, как расплавленное золото (тридцать пять, тридцать четыре). В ушах звучала грозная песнь мириад механических сирен (двадцать два, двадцать один). Сердцу не хватало места в сжавшейся грудной клетке (одиннадцать, десять).
Кровь уже брызнула, но пока что только из прокушенной губы. Мозг начал давать сбои. Завершение отсчета происходило в виде мелькающих цифр на багрово-черном фоне.
009… 008… 007…
Вскинув голову, Бондарь трижды ударился затылком о жестяное покрытие верстака. Третьего удара он уже не ощутил. Цифры исчезли, шум пилы прекратился, мир исчез.
Тюремный лазарет оказался совсем не тем местом, куда намеревался попасть Бондарь. Скривившись от чугунной головной боли, он процедил:
– Вы даже убивать как следует не умеете, штурмшарфюрер. Какой же вы, к черту, практик?
– Конструкторский просчет, – повинился присевший на краешек кровати Вейдеманн. – К следующему разу подготовим ошейник.
– Почему вы не довели казнь до конца?
– Вы напрасно занимались членовредительством. Через секунду я собирался выключить станок.
– Что вам еще от меня нужно? – устало спросил Бондарь.
– Хочу преподнести вам сюрприз, – подмигнул Вейдеманн.
– Не много ли сюрпризов для одного человека?
– Не волнуйтесь, вас ожидают исключительно положительные эмоции. – Вейдеманн что-то крикнул по-эстонски, и в открывшуюся дверь втолкнули…
– Вера?! – опешил принявший сидячее положение Бондарь.
Она опустила голову, смутившись, как барышня на первом балу, хотя присутствующие в комнате мужчины не тянули даже на полусветское общество. Мужская одежда скрадывала ее фигуру, но лицо Бондарь видел отлично. Зажившие шрамы блестели в электрическом свете, как мазки розового лака.
– Здравствуй, – сказал Бондарь. – Ты похудела.
Вера робко улыбнулась:
– Посмотрел бы ты на себя!
– Успеется.
Голос Бондаря звучал ровно, как если бы за то время, пока он находился в беспамятстве, медики сумели докопаться до его души и ампутировали ее за ненадобностью.
Вейдеманн что-то такое почувствовал.
– Ну не буду вам мешать, супруги Спицыны, – бодро произнес он, вставая. – Уже поздно, отдыхайте. Не хотите меня поблагодарить, Евгений Николаевич?
– Нет, – отрезал Бондарь.
– Вы не рады?
– А вы надеялись воспользоваться моей радостью?
– Удивительная черствость, – обиделся Вейдеманн, покидая комнату.
Дверь за ним захлопнулась с пушечным грохотом. Заскрежетал засов. Бондарь поискал взглядом окно, не обнаружил и перевел взгляд на Веру.
– Присаживайся, – предложил он, похлопав рукой по кровати. – В ногах правды нет.
– Ее нигде нет, – сказала Вера, продолжая стоять.
– Где-то да есть. Как говорится, не проходите мимо.
– Я все рассказала, – быстро сказала Вера. – В мельчайших подробностях. И сделала заявление для телевидения. Мои показания записали на видео. – Она шмыгнула носом. – Меня били. Угрожали пытками.
– Было бы странно, если бы тебя угощали шампанским и мороженым, – сказал Бондарь.
– Я понимаю, что ты меня презираешь, но меня не выпустят отсюда до завтра.
– Тогда не присаживайся, а укладывайся. Еще успеем наговориться.
– Кровать узкая, – посетовала Вера, стаскивая штаны. – Как в пионерлагере.
– Ничего не попишешь, – откликнулся Бондарь, освобождая место у стенки. – Это тебе не пятизвездочный отель в Кемере.
Уголком глаза он заметил, как вздрогнула девушка, но утешать ее, размазывая сопли по лицу, Бондарь не собирался. Веру подсадили к нему специально для того, чтобы он расслабился перед новыми испытаниями. Тактика кнута и пряника. В данном случае пленнику позволили полакомиться сладким, установив за ним наблюдение. Видеоглазок, не ускользнувший от внимания Бондаря, бдительно следил за каждым движением лже-Спицыных. Спрятаться от него было невозможно, но все же Бондарь велел Вере выключить свет. Во-первых, так создавалась иллюзия уединения. Во-вторых, Бондарь успел увидеть все, что хотел.
Оставшись в одних кроссовках, Вера подошла к выключателю. Ее нагота была такой же притягательной, как и прежде, несмотря на царапины, пятна синяков и отчетливые росчерки ребер под кожей. Если Вера вздумает уговаривать его принять условия Вейдеманна, свернет ей шею.
Погасив свет, она разулась, пошуршала немного сброшенной на пол одеждой и осторожно вытянулась рядом с Бондарем.
– Только не надо изображать из себя мертвую царевну, – проворчал он. – Ложись сверху.
В следующее мгновение Верина грудь расплющилась об его грудную клетку.
– Ты соскучился? – спросила она шепотом.
– В меру сил и возможностей, – ответил Бондарь вполголоса. – Программа была очень насыщенной, сама понимаешь.
– Понимаю, – вздохнула Вера, осторожно укладываясь поудобней.
– И то, для чего тебя ко мне запустили, тоже понимаешь?
– Конечно. Тут и понимать нечего. Герр штурмшарфюрер подробно проинструктировал меня на этот счет.
– И что ты должна делать?
– Разве ты не догадываешься?
– Догадываюсь.
– А как насчет этого? – в бок Бондаря уперся холодный острый предмет. Промедли Вера хотя бы долю секунды, ходить бы ей со сломанной рукой, но она поспешно шепнула: – Это ложка. Она острая, как бритва. Я сама ее заточила об пол, когда они перестали следить за каждым моим шагом. – Ее шевелящиеся губы щекотали ухо Бондаря. – Возьми и спрячь.
Он подумал, что с помощью самодельной заточки вряд ли выберешься на свободу, но принял ее и незаметно сунул под матрас. Потом произошло то, что не могло не произойти. Издав приглушенный стон, Вера попыталась приподняться, но Бондарь ей не позволил. Ни к чему тешить анонимных наблюдателей чересчур откровенными сценами. Укрытая до середины спины, девушка лежала на нем, плашмя, но это не помешало ему довершить начатое.
– С-с! – коротко втянув воздух сквозь стиснутые зубы, Вера напряглась, сделавшись каменной на ощупь. – О-ох-х… – Не прошло и десяти минут, как она снова обмякла, готовая расплыться по Бондарю горячим желе.
Он шлепнул ее по ягодице:
– Не останавливайся. У меня в неволе с этим делом неважно. Клинит. Попробуем еще разок.
Ему хотелось, чтобы Вера хорошенько выложилась и крепко уснула. В принципе, против первой части его плана она не возражала, а о второй не догадывалась.