— Впервые, да. И, возможно, в последний раз. Механизмы просто не выдерживают дорог, ничего не можем сделать. На кораблях — совсем другое дело, они закрепляются там раз и навсегда, а потом лишь плавно качаются на волне, это даже помогает — поливают огнем эдак вверх-вниз. А тут — мы сначала долго их разбирали, потом собирали, и вот вам результат. А еще эти телеги неповоротливы, струя из сифона бьет только прямо вперед… Нет, нет. Не получится. Зато поставить их в крепостях — вот это, наверное, интересно. Ну, теперь эти друзья еще долго не сунутся, так что время на решения есть. А хорошо, что вы туда и обратно прокатились, Маниах.
— Не боялись, что я расскажу им про греческий огонь?
— Для этого вам надо было быть моряком, или хотя бы видеть огонь в морском бою. И слышать этот звук. А так — догадаться невозможно. Пугать же Халида драконами — ну, вы же умный человек, Маниах. Вы сделали все, что требовалось. Наверняка предложили ему мир, объяснили, что здесь сам император, столько-то тысяч войска. И что он должен был подумать? Предложения мира — всегда признак слабости. А тут еще ему сообщают, что пока этот Ястреб сюда ехал, враг снимает лагерь и начинает движение от границы. А мы это и вправду стали делать потихоньку, как раз пока вы ехали на… на свидание. Ну, неужели же в таком случае разик не ударить, не захватить хоть часть обоза, и снова в норку?
— А если бы с греческим огнем не получилось…
— Главное было — выманить их сюда, по эту сторону расщелины. Ну, потрепали бы они наш заслон, император бы вернулся, загнал их обратно в расщелину и все равно бы пошел своим путем, как и намечалось. Он долго все обдумывает, как и его отец. Но быстро бьет. Нет, все получилось бы в любом случае. А вот и вино.
Мы сидели на выброшенных седлах среди разоренного обоза, техниты пытались оставить после себя порядок, закапывали последние рвы. О нас чуть не спотыкались, пахло пылью, гудели голоса.
Феоктистос сделал глоток и поморщился.
— Как будто с землей смешали… Вкусное вино было у этого вашего Халида, ведь правда?
— Правда, Феоктистос, правда… А скажите-ка мне кое-что, совсем пустяк. Трое несчастных, которых захватили монахи этой замечательной Космосотейры, или как ее там…
— В этих краях все монастыри замечательные. Не то что на западе. Это наши крепости. А как иначе?
— Да… Так вот, вы захватили трех пленных. Нацепили на них ваши доспехи, поставили их к стене у пещеры и сожгли из ваших сифонов. Это зачем — чтобы понять, защищает ли броня от греческого огня?
Феоктистос шумно вздохнул, его толстые щеки при этом надулись, и посмотрел на меня недобрым взглядом:
— То-то же мне говорили, что кто-то, вроде как, рылся в земле там, у пещеры. А я думал — звери. Знал бы, десять раз подумал, слать ли вас… Ну, ладно. А скажите мне, что они делали на нашей земле, Маниах? Мы их что — приглашали сюда, прогуляться с оружием? Да, у нас в Городе — масса пленных из саракинос, мы меняем их на наших, зовем в стражу… Но когда они рыскают вокруг монастыря, где испытывается… Да и вообще, Нанидат — ну, отпустили бы мы их, встали бы они в первые ряды войска, и вы же только что видели, что их ждало. Парой дней раньше, парой позже. И вот еще что.
Тут Феоктистос наклонил голову вбок.
— В Городе, дорогой Маниах, вас явно ждут дела. Вряд ли вы сбежите от нас по дороге — ведь торговый дом вы не хотите закрывать, он все равно останется. Что это там за история, что вас кто-то хотел убить? Давайте договоримся, что наша работа — вас защищать. Не от городских бандитов, это уже — ведомство эпарха. Но хочется знать, что происходит, кто подсылает убийц к такому человеку, как вы, и особенно — зачем, кому вы мешаете. Вы там не забывайте меня, в городе. Заходите во дворец, и почаще. А заодно поговорим о Самарканде. Ведь когда-то мы были союзниками. Пока Самарканд… еще был. Пока они его не зацапали себе, извините.
Я встал с потрескавшегося седла и аккуратно положил возле него флягу. Вино и вправду было дрянь.
— Так, Феоктистос. У меня был конь. Или вы его тоже сожгли вашим греческим огнем, испытаний ради?
— Да жив ваш вороной зверь, он сам кого угодно сожжет. Кусается, говорят. А вы все-таки злой человек, Маниах.
Прощайте, холмы Юстинианы, колонны, развалины, одичавший бинсград, каменный город на холме. Она останется там, женщина с младенцем на закругляющейся стене, летящая среди складок ткани, улыбающаяся своему единственному сокровищу.
Мы в пути. Прошлое — это то, что проходит. Настоящее — вот эта неторопливая рысь по светлой полоске дороги.
— Дорогая Зои, раз уж я попал к вашему императорскому двору — пусть и походному — мне стоит усвоить некоторые вещи. Как мне к тебе следовало все это время обращаться? Госпожа сенатрисса? Госпожа демарх всех «зеленых»?
— Ну, демарх должен быть мужчиной, высоким и с бородой. Он очень занят при дворе, должен стоять там, где ему положено, и делать серьезное лицо. Сенатрисса — да, а вообще я патрикия зосте. Что означает — подпоясанная, но ты ведь меня видел и без пояса, светлоглазый варвар. И моя благодарность тебе не пройдет никогда. За все, за все.
— А ты, конечно, знала про Прокопиуса…
— Ну, конечно. Я чуть не умерла, представив себе, что его сожрут какие-то там волки. Талантливый мальчик, чего бы он мог добиться в будущей жизни, если бы не война…
— Никетас?
— Ты же слышал. Уже все знают. Ведомство великого логофета.
— Великий — это который занимается деньгами?
— Естественно. Собирает со всех нас налоги. Это у Никетаса получится. Хотя ему не помешало бы лучше держать себя в руках. Ну, я сделала что могла.
— Удивительный Андреас?
— Тут сложнее. Он судебный ритор, тот, что помогает суду и судебному графевсу написать изящные и разумные формулировки решения, и еще много чего там делает. Говорит, по большей части. Но сейчас — мы приедем в Город, и он станет нотарием, представь себе. Да, такой молодой. Но у нас сейчас молодые все получают быстро. Взнос обойдется ему номисм этак в сорок, но для «зеленых» это не самая страшная сумма, мы заплатим. А потом — нотарий имперского ведомства, а потом… кто знает… сенатор?
— Аркадиус?
— Вот тут совсем сложно. Он уже богат, этот грустный мальчик, ты не знал? Сделать одну хорошую мозаику в приличном доме — можно безбедно жить год. А потом — храмы, дворец императора, да что угодно. Знаменитый художник — не последний человек в империи, знаешь ли. А что касается наших подростков — жаль, что я не могла взять в дорогу их всех, ведь у меня их ровно шестьдесят три. Ну, что выйдет из младших — еще не понять.
— Кто-то станет императором?
— Почему и нет? Правда, великий Лео сделал так, чтобы императором стал его сын, и не ошибся, но это все же редкий и необычный случай. Да, кто-то из этих мальчиков… кто знает… И тогда — тогда они вспомнят, что в начале их учебы они видели…