Пустая колесница была с почестями проведена под сводом ворот наружу, я огляделся и понял, что из толпы выбраться уже просто не смогу, горожане стояли вокруг меня тесными рядами. А пониже, у ворот, еще более тесными рядами выстроились жрецы, дети с цветами…
Музыки тут не было, ее просто бы никто не услышал — потому что в город начал, под ровный звук копыт, въезжать первый отряд гвардейцев под частоколом копий и флажков. А потом — как-то очень быстро — из темноты вынырнула позолоченная колесница, и теперь она уже не была пуста, я увидел развевающиеся светло-пепельные волосы под небольшой золотой короной, белые с пурпуром одежды, проблеск ниток жемчуга, а у одного из коней между ушей косо сидел лавровый венок.
Константин был от меня шагов за сто, он смотрел на верхушки деревьев, губы его растягивались лукаво. Как же он похож на Зои, подумал я — вот сейчас так же, как она, опустит голову в сторону и вниз, и улыбка будет такой же.
Считается, что победитель въезжает в город усталым и тайно печальным. Куда там, он наслаждался.
Колесница еле катилась по камням с прорастающей между них травой, император с большим удовольствием рассматривал всех окружающих и, похоже, размышлял — а как бы спрыгнуть со своего трона и пойти пешком через счастливую толпу. Но тут справа и слева загремели приветствия десятками хорошо тренированных глоток, и уже не знакомое мне простое «ромэос — нэ, на, нэ», а вот те самые пятнадцать слогов единым дыханием. Сначала кричали зеленые, потом синие, а может, и наоборот. Тут хрупкий человек на троне махнул им рукой, снова поднял глаза к верхушкам кипарисов — и колесница ускорила ход, вдоль по Меси среди людей, цветов, знамен и вечнозеленых растений, оставляя слева тяжелую громаду храма Апостолов, мощный прямоугольник, покоящийся на гребешке тонких колонн.
Здесь могилы всех властителей, начиная с первого из Константинов. Триумфатор миновал это место без остановки и скрылся из вида, только мелькнула в луче света небольшая рука, плавно начертившая в воздухе приветственный круг. А гвардия в белых плащах, по четыре коня в ряд, все выползала и выползала железной змеей из ворот.
Толпа с гулом начала смешаться за головой колонны к центру города, а я смог, наконец, отправиться в свои зеленые холмы, домой.
Первое, что я увидел дома, была голова Юкука, резко закинутая назад, и нож у его горла — в руке старого боевого друга, а ныне хозяина Сампсона. Светлый глаз Юкука медленно и мучительно повернулся в мою сторону.
Я замер на месте — но вовремя увидел белые хлопья мыла и мокрые седые прядки на камне двора. Постарался не меняться в лице и отрешенно прилег на садовую скамью рядом.
— Мерварруд — из тех немногих людей, кого я в былые времена допускал к себе с бритвой, — невнятно проговорил Юкук.
Да, ему уже не нужна была крашенная в цвет снега борода. Его естественные волосы, оттенка металла, уже были подстрижены, остатки растительности на подбородке исчезали быстро, и Юкук на моих глазах превращался в самого себя — немолодого и очень опасного змея, тускло-серых цветов, с телом длинным, жестким и худым.
Мерварруд — а здесь, в Городе, наверняка какой-нибудь Марианос… а, нет же, Пелагиус — выглядел грязным и помятым, я даже подумал, что придется снабжать его чьей-то одеждой, но очень уж он толст. Впрочем, при этом он не смотрелся, как у Сампсона, усталым и отяжелевшим почти-патрикием. Он выглядел, несмотря на попорченные одеяния, помолодевшим и… да, попросту, безмерно счастливым.
Покосившись на меня и убедившись, что я намерен пока помолчать, они с Юкуком продолжили начатый до моего появления разговор:
— От Пульхерии до Аэция — прямая дорога. Туда их всех и погоним. С песней.
— Факелы.
— Заранее! Заранее, закутанные в промасленную ткань, с запасными кремнями. Я распоряжусь. Спускаемся, делаем несколько шагов, зажигаем факелы. Просто.
— А если пойдут в обратную сторону?
— Ну и что, ребята на лошадках доезжают до тысячи и одной колонны и ждут там. Поверху — быстро.
— То есть почему именно до..?
— А куда ж они денутся. Туннель один. Или вправо, или влево.
— Ты уже понял, что тебя там не надо? Останешься наверху.
— Опять мной командуешь? Бороды у тебя уже нет. Значит, ты не главный. Почему меня там не надо?
— А кто проспал связника в Ширазе?
— Ты еще вспомни дело в Медине. Я что, настолько толст?
— А ты сам пощупай.
Это надо было прекращать — иначе ветераны барида, двое счастливых седеющих мальчишек, окончательно поймут, что я тут лишний.
— Юкук, — сказал я еле слышно, не глядя на него.
Стало тихо. Потом спасенный нами владелец Сампсона начал выражать мне признательность за вчерашнее избавление.
Я вяло махнул рукой. И кратко рассказал про вчерашний вечер.
Все изменилось. Ведь Юкук не знал, что со мной произошло на Аугустейоне, вспомнил я.
Его длинный голый подбородок вытянулся вперед, он застыл без движения.
Нет, Юкук не унизил нас обоих признанием того, что ему не следовало меня отпускать, что он виноват. Но это слово — виноват, просчитался — висело в воздухе. Я знал, что теперь Юкук будет очень краток и зол. И будет стараться.
— Не понимаю, хозяин, — сказал он, наконец. А Мерварруд, услышав последнее слово, стал еще более вежлив. — Это как в том случае, что вы описывали. В Никомедии, да? Два ножа среди толпы. Кто бил — не видно. Значит, тот же человек. Да, это возможно.
Обнять постороннего, поскольку вокруг — радость, толпа. Нож в рукаве. Удар. Разжимаешь объятия — и человек падает. Но два ножа, как в прошлом случае? И жертвы — посторонние люди? Он что — слепой, не видит, куда бьет? А главное — зачем? Вас хотят испугать? Значит, им надо поговорить? Но тогда… Почему до сих пор ничего и никого… А, Мерварруд?
Но хозяин Сампсона молчал и качал головой. А потом заметил, что эти люди вообще ни с кем ни о чем не договариваются. Убивают сразу и с дикой жестокостью. Им так привычнее.
Я вздохнул и вежливо попросил рассказать мне все, наконец, с самого начала.
Начало было, видимо, когда затаившийся агент барида увидел на своем пороге пару людей с очень неприятными глазами. Которые поставили его перед простым выбором. Или пойти самому сдаться в логофесию дромы (то есть, видимо, Феоктистосу), или работать на них. И это была простая, понятная ситуация — вплоть до момента, когда Мерварруд перестал понимать, на кого же он на самом деле работает. То, что в стране сменился халиф и целая династия вдобавок, его не удивляло. К этому все и шло. А раз так, то барид никуда бы не делся, просто перешел бы в другие руки, значит, гости рано или поздно бы пришли. Но эти люди…
А потом они убили девушку, которая прислуживала в гостинице, и швырнули тело в катакомбы (вот тут я начал понимать, о чем только что говорили эти два ветерана, и где им понадобились бы факелы). Девушка Мерварруду была не безразлична, заподозрили ее в каком-то пустяке, и, в общем, дело было просто в том, что барид… тот, настоящий… так не поступал.