Тут его лицо как-то изменилось — он почти улыбнулся.
— Что ж, все правильно. Это произведение можно после прочтения спокойно выкинуть в мусорную корзину и ехать обратно налегке, — милостиво согласился великий писатель. — Письмо вы, значит, вынули, а оно было вложено как раз там, где рассказ… о, я уже забыл, как назвал его. Потому что было и настоящее название: история Элистера, шпиона из Калькутты.
Тут в обеденном вагоне стало тихо. Индийца у стены давно уже не было.
— По крайней мере, он все-таки Элистер, — сказала я с некоторой горечью.
— О, да, — отозвался Эшенден. — А вот прочее…
— Родители, выращивающие чай в Дарджилинге?
— Это тоже правда. Выращивают.
— Университет в Калькутте? Это ложь? Но он же при мне говорил минимум на двух языках Индии. Он читал проповеди сикхам в их собственном храме, и они сделали его чуть ли не святым.
— А вот это одна из его особенностей — мгновенно учить какие угодно языки. Ну, и он некоторое время действительно работал в тамошнем университете. Он, случайно, не шутил насчет его исследования о влиянии санскрита на тамильскую литературу?
— О, святой Франциск…
— Его любимая шутка. Санскрит никак не связан с тамильским. И вообще, чего не скажешь женщине, которой очень, очень хочется понравиться… Впрочем, подождите, не спешите узнать все сразу. Рассказ у меня вышел длинный и подробный, потому что… Потому что не так уж много я слышал историй, которые бы меня действительно задевали, которые я так долго не мог забыть… Итак, молодой человек, засланный в самую глушь вашей Малайи, на очень серьезную работу — Д.О, дистрикт оффисер. Районный офицер. Местный бог и начальник на территории, равной иногда небольшому европейскому государству. Бельгии, скажем. И — блестящий, блестящий молодой человек. Я не говорю о том, как он за четыре месяца выучил малайский…
— Значит, это все-таки он…
— Я писал о том, как его — и его жену — бессильно ненавидели все соотечественники. За то, что у них были прекрасные книги и альбомы, за то, что оба играли не только в теннис, но и на фортепьяно, и старались, очень старались никоим образом не показывать никому свое превосходство. У нас, как вы знаете, не любят интеллектуалов. У нас любят спортсменов.
— Жена, вы говорите. Ах, вот как.
— Говорю. Жена. И вот однажды произошла довольно типичная для этих мест история. Погром на плантации. Китайские рабочие взбунтовались, убили плантатора, взяли в заложники его жену или подругу — местную, кажется, женщину — и понятно, что такие случаи тоже по части Д.О. Как и все остальные случаи, включая даже медицинские. Что ожидают в наших клубах от настоящего англичанина, когда происходит бунт? Что он возьмет револьвер, выйдет один на толпу бунтовщиков, двух уложит на месте, прочие разбегутся. Что же сделал наш молодой человек?
Тут господин Эшенден тяжело вздохнул и развел руками:
— Он испугался. И этот страх увидела у него в глазах эта его… жена.
Мы помолчали.
— Но он не сидел, парализованный страхом. С ним произошло нечто другое. Он превратил страх в источник своей силы, вызвал подкрепления из… где же это было, из Ипо, что ли. Пока оно шло, он составил план окружения и захвата плантации. Он абсолютно разумно рассудил, что беднягу-плантатора уже не оживишь, а если его женщину сразу не убили, то она может подождать до утра. Он возглавил экспедицию, которая пошла по воде и по суше, как клещи, не давая ни одному бунтовщику шанса спастись. И все было бы хорошо, если бы не одна мелочь.
Господин Эшенден чуть склонил к скатерти стола голову с редкими, зачесанными назад от высокого лба черными волосами.
— На плантации его и экспедицию встретил сосед плантатора, голландец, кажется. Который, оказывается, через час после начала бунта сделал то самое — вышел на толпу с револьвером, в одиночку. И толпа разбежалась. Голландцу повезло. Элистеру не повезло.
— Бедный мальчик, — тихо сказала я после паузы. — Теперь я понимаю…
— Вы не понимаете, что он далеко не мальчик. Он старше вас на одиннадцать лет, дорогая Амалия. Это его вторая особенность — чертовски молодо выглядеть. Удивлены? Понятно, что тогда, в Пенанге, вы считали его мальчиком — своим ровесником или младше — потому что бог послал ему почти такую же ситуацию, как раньше, на плантации. Остался в вашем городе один, когда все товарищи убиты — и ваш план, спрятать его, оказывается самым разумным из всех. Потому что утечки информации как раз и шли от полиции — что уже тогда было вам обоим ясно, а прочее вы знаете. Но ведь опять надо оказываться трусом.
И я снова вспомнила: Элистер, чей стул толкнула моя нога, падает, и одновременно стреляет — не в своего, а в моего убийцу.
Это — трус?
— В общем, понятно, что вы тогда, в Пенанге, казались себе как бы старше его… Но закончим ту часть истории, которая есть в моем рассказе. Так вот, губернатор вышвырнул его вон со службы, потому что в клубе смеялись за его спиной, а то и в лицо.
— Старый идиот! Кто это был — сэр Хью?
— Нет, кажется, еще Гиллемард… Но неважно. Он, как и все, был бы бессилен против клуба. А Элистер… он все не желал признавать, что шансов больше нет. И отлично держался, пока… Пока — уже когда лайнер подходил к Лондону — жена не сообщила ему, что уйдет от него. И тогда, написал я, лицо его обрушилось так, как падает дом — или что-то в этом духе. Очень удачная фраза. И тут я поставил точку.
— А, — сказала я. — Жена уходит со сцены. Навсегда, надеюсь?
— Бесспорно. Лишь одна деталь, которой не было в рассказе: она была из богатой семьи, он из бедной. Она давала ему деньги на сигареты, зная, что его ждет блестящая Карьера, но когда карьера закончилась…
— Боже мой… Он ведь никогда в жизни этого не забудет — когда женщина дает ему деньги на сигареты… Ее уже нет, но…
— А дальше было то, что в рассказе вы не прочтете, — сказал господин Эшенден. — Я услышал эту историю здесь, в Малайе. Тогда я был чуть моложе, но достаточно взрослым, чтобы понимать, что с нашей любимой империей происходит что-то не то. Девятнадцатый век давно ушел. А мои соотечественники этого постарались не заметить. Империя не обрушится, если еще один идиот с револьвером пойдет на толпу бунтующих китайцев и будет забит бамбуковыми палками. Но если сто идиотов с упорством маньяков готовы принять только такой стиль поведения настоящего англичанина… в наш, совсем другой век, когда империю надо держать еще и умом… То нас ждут какие-то неприятные испытания. И когда они придут, люди типа вашего Элистера будут очень нужны. А еще нужнее они сейчас, пока испытания только на горизонте. Вот только хватит ли таких людей, если они так долго отторгались клубами…
«Только бы эта его жена не вернулась во второй части рассказа», — подумала я, не особо интересуясь разговором о клубах: я знала, что это такое. Когда сто, англичан — прекрасных людей, пока они поодиночке — собираются вместе, то и получается то самое. Клуб.