– Я заметила. Ты много знаешь.
– Там все было хорошо, но часто приходилось слышать похоронную музыку. Очень много случалось авиационных катастроф. Все время! Понимаешь, какая это опасная профессия, когда летчики собираются вместе, как в этом городке. Космонавты приезжали. Все знали друг друга.
– Ты хочешь меня? – Кристина ласкала Максимова руками, губами, всем своим вздрагивающим от наступающей страсти горячим телом.
Она чувствовала, как в нем просыпается ответное желание.
– Мой бедный, любимый, всеми брошенный, – шептала Кристина.
Ее бедра бились, как пойманная рыба на песке.
Она кричала, задыхалась, почти теряя сознание.
– Ты останешься до утра?
– А куда мне спешить?
– И завтра?
– Не знаю.
– Хорошо, что ты мне не врешь, ничего не обещаешь. Я тоже не знаю.
– Не знаешь, с кем ты будешь завтра?
Встретив удивленный взгляд, Кристина пояснила:
– Ты не понял. Я не знаю, хочу ли я, чтобы ты остался. Мы такие разные, между нами дистанция огромного размера, а сейчас ты вообще недосягаем. Я тебе не нужна.
– Ты прекрасно знаешь, что это не так. Ты мне нужна как воздух, моя нежная, красивая, чудная.
– Жена не спрашивает, где ты пропадаешь?
– Нет.
– Значит, она умная женщина. Зачем спрашивать? Чтобы услышать ложь. Хотя нет, ты не будешь обманывать. Ты просто промолчишь.
– Тебя волнует, что думает моя жена?
– Я хочу, чтобы ты был свободным. Это детская фантазия, но мне так хочется. Могу же я просто помечтать!
Максимов тяжело вздохнул. Ему тоже хотелось бы быть свободным – от всего и ото всех, в том числе и от себя.
– Нет, я не ревную, – продолжала Кристина.
В подтверждение ее пальчики вновь скользнули в самую чувствительную область, где в очередной раз возникло недвусмысленное волнение.
– Ты очень сильный, – сказала Кристина.
– Не всегда, – поспешил предупредить Максимов.
– Со мной всегда, – не согласилась Кристина, поспешив подтвердить этот смелый вывод практическими действиями. – Укройся одеялом – замерзнет спина, и ты простудишься, – посоветовала девушка.
Но Максимов не отвечал.
Он крепко заснул – впервые за все последние недели.
Проводив жену и дочь за город, где они собирались отдохнуть в выходные и заодно обжить недавно отстроенный коттедж, Рюмин с удовольствием уединился в своем кабинете.
«Может, стоило поехать с ними? Обещают очередной температурный рекорд – плюс 15 градусов, и это в конце марта! А еще вчера была зима. Зато в Европе холодно. Так им и надо. Все перевернулось – ничего не поймешь!»
Из окна кабинета открывался великолепный вид на набережную, Киевский вокзал и площадь Европы, украшенную изогнутыми металлическими конструкциями, напоминающими один из европейских городов после ковровой бомбардировки союзной авиацией в годы Второй мировой войны.
Валентин Борисович очень любил этот старый дом, подковой возвышавшийся над Москвой-рекой. Он, конечно, уже не соответствовал его имущественному статусу «заслуженного консультанта всех времен и народов», как прозвал Рюмина один из его знакомых. Но в отличие от новых элитных строений в доме и в чудом сохранившемся зеленом дворе было уютно, спокойно и по-домашнему тепло. Как в старые добрые времена, на лавочке у подъезда бдительно несли вахту пожилые гражданки, с которыми предусмотрительный Валентин Борисович всегда вежливо здоровался. Толстенные стены уберегали от посторонних шумов, воплощая мудрое высказывание: «Чем выше забор, тем лучше соседи».
Все было бы хорошо, если бы не близость вокзала. Летом, когда было жарко и Рюмин любил спать с открытыми окнами, не доверяя кондиционерам, в шесть утра или еще раньше с территории вокзала раздавался усиленный динамиками голос: «Грузчик Сидоров, подойдите к четвертому перрону», «Грузчика Савраскина вызывают на второй перрон...»
Приходилось закрывать окно, но это, в конце концов, мелочи.
Часы уединения, когда Рюмин оставался один в квартире, были его самым любимым временем.
Он ставил DVD-диски с известными оперными спектаклями лучших театров мира, отдавая заметное предпочтение постановкам «Метрополитен-опера». Волшебные звуки создавали спокойную атмосферу, чтобы вновь продумать, взвесить, проанализировать свои действия, ощущения, планы.
В отличие от большинства простых смертных Валентин Борисович обладал тем неоспоримым преимуществом, что был искренен с самим собой. Он не стремился создавать в собственных глазах героический и привлекательный образ, не льстил себе и не пытался забыть неприятные впечатления, разочарования и обиды. Напротив, он помнил все в деталях, до мельчайших подробностей, и скорее был склонен перестраховаться и выждать, чем поспешить и подвергнуть себя риску.
Рюмин прекрасно осознавал, что его деятельность не более чем мимикрия под модный нынче консалтинг, и понимание этого давало ему колоссальную свободу маневра. Не нужно врать себе, добиваться нереальных и ненужных целей. Важно только произвести положительное впечатление, заинтересовать клиента, внедриться в проект, а там о консалтинге можно забыть – ведь это только предлог, не более. Значительно тяжелее было тем из его коллег, которые тоже были не прочь урвать чужую собственность, но слишком серьезно относились к роли консультантов, пытаясь доиграть ее до конца или хотя бы сохранить внешние приличия. Валентин Борисович был свободен от этих условностей и предрассудков. Его не связывали угрызения совести, жалость, мораль и прочие «буржуазные пережитки».
Чтобы быть безжалостным по отношению к другим, нужно было научиться не щадить самого себя. Для этого Рюмин вполне сознательно создавал стрессовые ситуации, когда катастрофически не хватало времени, ставились, казалось бы, невыполнимые задачи, придумывались искусственные трудности, которые делали невыносимой и без того непростую жизнь. Он научился внушать своим коллегам, а потом и наемным менеджерам чувство постоянной вины непонятно за что – не успели, не смогли, сделали, но только наполовину. Если его люди неожиданно справлялись со всеми проблемами, он провоцировал новые трудности.
Апробировав эти приемы, Валентин Борисович с годами избавил себя от подобных испытаний. Зоной их действия стали только подчиненные или партнеры по бизнесу – но очень по-разному и в соответствии с поставленной задачей. «Чертово колесо» Рюмина превращало людей в рабочий материал. Большинство из тех, кто работал с ним и попадал в придуманные им жернова, искали в дальнейшем более спокойного, предсказуемого и, что греха таить, более разумного применения своим силам. Оставались только подготовленные, но очень зависимые от Рюмина люди – с червоточинкой, скрытыми пороками, не важно с чем, но обязательно уязвимые и послушные.