– Не важно, – спохватился Аверкин. – Теперь уже не важно.
– Николай Семенович, он разве вам не показывал последнюю версию передачи? – спросил Литвин, решивший, что тему переговоров с Промысловым лучше не затрагивать.
– Он мне вообще ничего не показывал. Камеру отключили, только после этого я сказал, что делиться надо, – голосом бестелесного духа сознался Крюков.
– Вот это реально подлость! Сказал, что отключили, а сами подпольно все снимали, гады. У него камера в галстуке спрятана.
– Он был без галстука.
– Значит, в пряжке ремня на штанах или в портфеле. Сейчас этой херни много везде продается. Но это противозаконно! Нужно подавать в суд! – возмущался Литвин.
– Ни в коем случае. Он этого и добивается. Чтобы мы оправдывались. Шум поднять и обгадить нас – вот его задача, – возразил благоразумный Аверкин.
– Надо признать, у него это получилось, – сказал Крюков. Он всегда умел посмотреть правде в глаза и гордился этим. Правда, сейчас принципиальность не помогала. Настроение было хуже некуда.
– Ничего страшного, Николай Семенович, – поспешил поддержать хозяина Литвин. – Главное, чтобы в Кремле внимания не обратили.
– Уже обратили, – шепотом сообщил Крюков.
– Ну, это еще нужно проверить.
– Вот и проверим. Завтра меня вызывают в Кремль.
* * *
– Саша, я так больше не могу! – Кристина сидела на стуле для посетителей и умоляющими глазами смотрела на Максимова. – Неужели ты не соскучился? Почему ты меня избегаешь?
Максимову не нравилось, что Кристина без стука проникла в его рабочий кабинет.
«Почему секретари пропускают ее и меня даже не предупреждают? Они что, знают о нас и делают для нее исключение?»
Он уже принял решение, что больше с Кристиной встречаться не будет.
«Она очень красивая девушка, но уходить от Кати, особенно сейчас, когда она стремится мне помочь, было бы свинством. А для Кристи? Запутался ты, парень. – Максимов смотрел на Кристину и понимал, что расстаться с ней будет мучительно. – Нужно держать себя в руках, не давать воли чувствам. А то опять наломаю дров. Потом все наладится. Но не хочется обидеть Кристи, она ни в чем не виновата».
– Кристи, сейчас не могу. Никак! Ты же видишь, в какой я замазке.
– Бедный мой, ты устал. Поедем ко мне. Я не буду тебя мучить. Ты полежишь спокойно, а я поглажу твои волосы.
Максимов очень хорошо представлял, чем закончатся эти невинные ласки. Кристина всегда будоражила его, соблазняла, доводила до сладкой истомы своим видом, запахом, движениями. Екатерина, вне всякого сомнения, была умнее и образованнее. С ней Максимову не приходилось скучать, а хотелось говорить, спрашивать, советоваться по любому поводу. Сексуальные игры с Катей также вполне устраивали Максимова. С появлением Кристины все изменилось. Только с ней он понял, что такое настоящая страсть. Кристина обладала животным магнетизмом и поразительной естественностью. Она отдавалась с наслаждением, увлеченно и радостно. В отличие от нее Катя всегда, даже в самые интимные мгновения, когда ее дрожь перерастала в бурный оргазм, оставалась закрытой. Возможно, она сама не знала себя до конца, не осмеливалась заглянуть в глубины своего сознания, остерегалась неосторожного прикосновения к его тайнам. Максимов не мог бы назвать Катю фригидной – она любила и ценила настоящий секс, но по сравнению с Кристиной казалась холодной и расчетливой.
– Почему ты молчишь? – Кристина откинула назад свои длинные волосы и обиженно надула губы. – Ты меня разлюбил?
«Играет на мне, как на пианино. Видит, что я хочу ее, и пользуется этим», – попробовал разозлиться Максимов, но у него не получилось.
Он чувствовал по отношению к Кристине только желание, нежность и тихую грусть.
«Не хочется расставаться с ней, а придется!»
– Ты бросил меня, да? Я на тебя не сержусь. Кто я для тебя – так, случайное приключение... – На глазах Кристины выступили слезы.
– Кристи, не надо меня мучить. Все будет хорошо.
– У нас ничего не будет!
– Никто не знает. Может, до завтра не доживем.
– Ты меня пугаешь?
– Я не такой кретин, чтобы пугать тебя. Ты – абсолютно бесстрашный человек. Даже авантюрный. И очень красивый. Давай не будем загадывать. И самое главное – не дави на меня. Лучше подождем какое-то время. Сохраним лучшее, что у нас было.
– Вот видишь! Ты сказал «было». Значит, все в прошлом. Я так не хочу.
– Я тоже многого не хочу, – тяжело вздохнул Максимов.
– Значит, ты не поедешь ко мне?
– Извини, я не могу.
– Тогда поговорим где-нибудь на нейтральной территории.
– О чем нам говорить, Кристи?
– О Дронове, – жестко сказала Кристина.
Слезы у нее высохли. Глаза лихорадочно блестели.
* * *
Крюков не верил в совпадения.
«Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Если гасят – тоже. Жестких наездов прессы на предпринимателей не было уже давно. Казалось, что информационные войны ушли в прошлое. Борьба за собственность переместилась в основном в сферу отношений «бизнес – власть». Ссылок на общественное мнение уже не требовалось. Вполне достаточным считался административный ресурс – безразмерное понятие, которое включало в себя любые приемы: от ловкости рук местных начальников при подсчете голосов избирателей до задушевных бесед слишком прытких коммерсантов со следователями в камерах предварительного заключения.
Крюков, собственно, и согласился дать интервью в полной уверенности, что ничем фатальным это не грозит. Он понимал, что властям по большому счету начхать на его мнение с высокой колокольни. Однако оказалось, что его подставили под разборку. Можно, конечно, судиться с циничным Сударовым, но это не принесет ничего, кроме вреда лично ему, Крюкову, и его компании «Интер-Полюс». Значит, придется объясняться и с покорностью испить чашу позора.
Крюков был согласен на экзекуцию, но при условии, чтобы эту гребаную чашу наполнили все же не смертельным ядом, а какой-нибудь безобидной гадостью, которую можно проглотить, зажмурившись от отвращения. Однако прежде всего следовало разобраться, кто затеял этот «беспредел».
Крюков вспомнил бесстыжие глаза Сударова, и его передернуло.
«И зачем я только согласился? Славы захотел! Да у меня этой славы – хоть задницей ешь!» Самое печальное было в том, что история с нехорошим интервью была для Крюкова последним тревожным звонком, и он это прекрасно понимал.
Старых связей, благодаря которым и был налажен бизнес, уже не хватало. Многие отошли от дел. Другие представители старой гвардии еще пыжились, пытались удержаться на поверхности – у нефтяной или газовой трубы, при распиле бюджетных денег и на прочих хлебных местах. Но получалось плохо.