Петя никогда не видел столько крупных купюр сразу. Он работал с трешками, пятерками, в лучшем случае – с червонцами, а уж солидные, спрятанные в коробку из-под туфель «Цебо» фиолетовые четвертные были для него неразменным капиталом. Собственно, на жажде солидности он тогда и погорел.
Ровно 12 сотенных купюр демонстративно отсчитал и протянул ему Гога в обмен на 785 помятых рублевок, 105 трешниц, 11 пятерок, 2 десятки и четвертной. А едва Спирский счел, что все благополучно завершилось, Гога легко перехватил обе его руки, отклонился назад и со всего маху двинул тяжелым лбом в переносицу.
Телефон затрезвонил, и Спирский схватил трубку.
– Как дела?
Спирский вскочил с постели; он уже узнал голос Заказчика.
– Все по плану.
– А у меня другие сведения.
Петр Петрович насторожился:
– И какие?
– Час назад Батраков и финдиректор Лесин переговорили с начальником Тригорской налоговой инспекции, – напряженно сообщил Заказчик. – Прямо у него на даче.
– И что?
– В понедельник налоговая подает иск. Ответчик – «Микроточмаш».
Спирский с облегчением рассмеялся:
– Ерунда… не переживайте. Это просто попытка оттянуть время.
– И эта попытка сработает. Батраков сдал сам себя.
– Как? – не поверил Спирский.
Заказчик осторожно прокашлялся:
– Батраков принес повинную на одну из своих старых мелких операций по сокрытию доходов. Для него это грозит серьезным штрафом, но все юридические операции по «Микроточмашу» будут приостановлены. В первую очередь – наши операции.
Спирский обмер. «Адвокат подсказал, – понял он. – Больше некому. Батраков слишком прост…»
– Когда я обратился к вам, то полагал, что имею дело с самым лучшим, – с неудовольствием сказал Заказчик.
– Так оно и есть, – глухо отозвался Спирский.
– Тогда откуда такие проколы? И сделайте вы, наконец, хоть что-нибудь с этим адвокатом! Мне не нравится, что какая-то «телезвезда» сует нос в мой бизнес.
Спирский отчаянно закивал:
– Сделаю.
В трубке раздались гудки, и Петр Петрович без сил осел на кровать.
Сам этот трюк – настучать на самого себя – придумал в свое время именно он; это было его, и только его изобретение. Именно так он поступал, чтобы купленные следователи под предлогом раскрытия предполагаемой аферы миноритарного акционера Спирского получили доступ к доселе недоступным бумагам мажоритарных.
В результате хозяева фирмы вскоре обнаруживали, что уже не контролируют ничего, а со Спирского снимали все обвинения. Просто потому, что именно в том, в чем его «обвиняли» дружественные менты, Петр Петрович не был виновен изначально.
Если бы Батраков сделал нечто подобное, Спирский развалил бы надуманный иск за пару часов, но беда была в том, что Батраков пожертвовал частью укрытых денег всерьез, и налоговая не могла, просто не имела права спустить такое дело на тормозах.
«Адвокат… – заскрипел зубами Спирский, – вот кого надо…»
Он быстро набрал номер своего осведомителя из «клещей», а вскоре позвонил Колесов – сам.
– Это Колесов.
– Я понял, – заходил от стены к стене Петр Петрович, – и первым делом хочу знать, почему ты покинул рабочее место.
Временный начальник охраны НИИ замялся; он определенно не мог сообразить, что именно известно шефу.
– И еще, – металлическим голосом поинтересовался Спирский, – раз уж ты был в городе, ты, вероятно, знаешь, чем занят «почтальон»?
Это была чистой воды импровизация – наудачу. Спирский вовсе не был уверен, что Колесов в каких-то своих целях пытался «приглядеть» за московским адвокатом. Но ловушка сработала. Колесов поперхнулся и через несколько долгих секунд хрипло сказал:
– Адвокат исчез.
Павлов понимал: Колесов обязательно захочет удостовериться, что все прошло чисто, а потому или он сам, или его человек в ресторан заглянет. Так что времени на все было в обрез.
Он едва не сшиб подвернувшуюся уборщицу, проскочил не слишком чистым задним двором ресторанной кухни, вылетел на улицу и махнул первой же машине – старенькому «Фольксвагену».
– НИИ «Микроточмаш», и побыстрее.
Водитель все понял, и спустя десять минут Артем уже подходил к заветному Коровякову переулку. Протиснулся сквозь разжатые кем-то прутья забора и оказался именно в том месте, которое указал ему бывший однокурсник.
– Я на месте, – коротко ответил он, едва Пахомов ответил на звонок.
– Где именно?
– У торца здания администрации. У забора.
– Хорошо. Смотри вверх.
Павлов задрал голову. Сумерки уже порядком загустели, но он хорошо видел белеющий на фоне серой стены, медленно плывущий вниз пакет.
– Видишь?
– Да. Все нормально.
Пакет устремился вниз еще быстрее, и через несколько мгновений Артем уже перерезал веревку.
– Готово.
– Давай, Палыч, не подведи, – глухо попросил так и сидящий в спецчасти, как в окопе, Пахомов. – Сам знаешь, рано или поздно, а выйти мне придется.
* * *
Сергей Михайлович не понимал ничего: Спирский орал в телефон так, что на Колесова оборачивались прохожие. Он кричал, что Колесов не сумел сделать даже простейшего дела – обеспечить «чистый» захват; что долбаный особист уже сутки сидит в своей долбаной спецчасти; что он уже не слишком уверен, что этот «почтальон» ничего не вынес, а главное, что он уже устал от обещаний и почти не верит самому Колесову.
Самое обидное, что все эти обвинения были высосаны из пальца. Колесов был уверен, что Пахомов к понедельнику сдастся, а этот московский адвокат в конечном счете останется с носом – именно к этому все и шло.
«И с чего он так завелся?»
Ответа не было.
– Я должен знать, что он делает! – кричал Спирский. – Каждый его шаг!
Колесов стиснул зубы.
– Это не входит в мои обязанности, Петр Петрович, – процедил он, – я боевой офицер, а не ваш «топтун».
В трубке телефона воцарилось молчание, – похоже, шеф начинал приходить в себя.
– Выясни, где он, – чуть сбавил тон Спирский. – Я добавлю премиальных. Даже прокол со спецчастью спишу.
Колесов усмехнулся. Это был уже другой разговор.
Павлов перебежал через улицу, миновал сквер и углубился в проходные дворы старой части города. И через каких-нибудь пять минут он вышел на незнакомую ему широкую улицу и принялся ловить такси. Возвращаться в гостиницу, как и вообще оставаться в этом городе, ему было незачем: Артем достаточно хорошо объяснил директорату, что и как следует сделать. А все остальное решалось уже не в Тригорске.