Мороз под сорок, и скрипит на мне кирза,
Опять сегодня нормы не одюжил…
Когда-то и я бродила по Сибири в кирзовых сапогах и даже курила махорку. До сих пор тянет в те края. Европа, конечно, хороша, но слишком уж цивилизована. Может, у тебя и махра найдется?
— Чего нет, того нет, — развела руками Аглая. — Так что, все-таки, тебе наплел Пьер?
— Ничего. Мы почти не разговаривали.
— Так я и поверила. Держу пари, что это он попросил тебя приехать. Я права?
— Твой муж — гостеприимный человек, — заметила я.
Как хочет, так пусть и толкует.
Глаша хмыкнула.
— Ты уже в курсе, что Ив Беар меня изнасиловал?
— Тебя изнасиловал Ив Беар?
— Только не надо разыгрывать изумление. Актриса из тебя никудышняя.
— Именно поэтому я никогда не стремилась стать звездой сцены.
Аглая глубоко затянулась папиросным дымом. Если изнасилование действительно имело место (в чем я не была до конца уверенной), она не выглядела травмированной или униженной. У меня возникло странное ощущение, что воспоминания о Беаре доставляют Глаше особое извращенно-злорадное удовлетворение.
— Ты мне не веришь?
— Верить-то я верю, — вздохнула я. — Только не понимаю, как Беар мог решиться на такое. Изнасилование — это ведь срок, и немалый. Зачем это Иву? Чтобы тебе отомстить? Но за что? Ты и так проиграла. Все это выглядит слишком нелепо и мелодраматично — как сцена из какого-нибудь романа.
— Именно так, — сложив губы трубочкой, Глаша выпустила в воздух прозрачное дымное колечко. — Это и была сцена из романа. Измоего романа.
— Что ты имеешь в виду?
— Ив изнасиловал меня в точности так, как это было описано в моей книге. В "Изгнании бесов".
Чтобы не выдать Пьера, я наморщила лоб, делая вид, что вспоминаю содержание детектива.
— Ты имеешь в виду — при помощи баклажана с надетым на него презервативом?
— Нет, ты все перепутала, — поморщилась Аглая. — Баклажан с презервативом был в "Плачущем маньяке", а в "Изгнании бесов" Вареньку опоили наркотиком, вызывающим безумное сексуальное желание и привязали к кресту. Потом она увидела дьявола в высоких ботфортах и обтягивающем черном трико. Рога и хвост у него были красные, а в прорезях для глаз сверкали зеркальные стекла. В них отражалась обнаженная грудь девушки и ее искаженное ужасом лицо…
— Все, вспомнила! — обрадовалась я. — Дьявол расстегнул молнию на лобке и вынул гигантский член, покрытый кабалистическими письменами. Глаза Вареньки расширились от ужаса при виде этого монстра, но, помимо воли, ее соски затвердели от желания, а в паху появилась влага. Громадный фаллос, символ мужского могущества, извечный объект поклонения, притягивал и гипнотизировал ее…
— Вот-вот, — подтвердила Аглая. — Именно так все и было.
— Не верю, — покачала головой я.
— Во что это ты не веришь?
— В то, что у Ива Беара пенис толщиной в запястье и длиной до колена, вдобавок покрытый кабалистическими письменами. Такие члены, за крайне редкими исключениями, существуют лишь в писательских фантазиях.
— Ну, разумеется, у него был немного поменьше.
— Немного?
— Откуда я знаю, много или немного? Я его линейкой не мерила.
— А к кресту тебя привязывали?
— Какая разница, привязывали меня к кресту или нет? — рассердилась Глаша. — Главное, что меня опоили наркотиками и надо мной надругались, причем сделал это дьявол в ботфортах, с красными рогами и зеркальными стеклами в прорезях для глаз.
— То есть насильника ты не видела. Так откуда ты знаешь, что это был Ив Беар?
— А кто еще это мог сделать?
— Мало ли на свете сумасшедших, — пожала плечами я. — Извини, если мой вопрос покажется тебе нескромным, но, насколько я помню, твоей Вареньке секс с сатаной очень даже понравился. А тебе?
В глазах Аглаи полыхнуло негодование.
— О чем ты говоришь? С чего ты взяла, что Вареньке это понравилось?
— Так было написано в книге, — сказала я. — Насколько я помню, твоя героиня во время изнасилования впервые в жизни испытала множественный оргазм.
— Ты ничего не поняла, — покачала головой Аглая. — В то время, как тело Вари содрогалось от пароксизмов животной похоти, ее чистая чувствительная душа невыносимо страдала. Девушка презирала себя за овладевшую ею порочную и низменную страсть, за то, что ничего не могла с собой поделать. С тех пор она была неспособна удовлетвориться обычными отношениями с мужчинами, и если бы не любовь, которую пробудил в ней мужественный сыщик Гав…
— Ладно, — не выдержала я. — Я все поняла. Давай, временно отвлечемся от пароксизмов животной похоти и глубоких душевных терзаний. Ты сходила к врачу, чтобы зафиксировать следы насилия? Ты заявила в полицию?
— Нет, — покачала головой Аглая. — Думаешь, мне нужен еще один судебный процесс?
Я задумчиво посмотрела на Глашу. Ее история выглядела слишком уж экзотично, чтобы быть реальной. За свою жизнь я повидала немало патологических врунов и людей с излишне живым воображением, подменявших фантазиями не удовлетворяющую их действительность. Судя по книгам, изнасилования были Аглаиным пунктиком. Может она уже стала путать фантазии с явью?
— А как ты оказалась наедине с дьяволом? Насколько я поняла, тебя опоили наркотиками. Как это произошло?
— Меня не просто опоили. Сначала меня усыпили хлороформом и похитили, а уже потом ввели мне наркотик.
— Значит, тебя похитили? Каким образом?
По мере прояснения деталей, история становилась все более увлекательной.
Аглая раздраженно поморщилась. Было заметно, что ей не хочется вдаваться в подробности.
— Я гуляла на холмах в районе Мон-Барон и присела на скамейку отдохнуть. Было жарко, вокруг — ни души. Неожиданно мое лицо накрыла тряпка, пропитанная хлороформом. Мужчина, стоявший за моей спиной, держал меня за голову обеими руками до тех пор, пока я не отключилась.
Открыв глаза, я увидела лишь темноту. Я лежала на чем-то мягком (потом выяснилось, что это была кровать с решетчатыми металлическими спинками). Мои руки и ноги были привязаны к спинкам так, что тело как бы образовало крест. Потом появился дьявол. Он нес канделябр с горящими свечами.
— И он вколол тебе наркотик?
— Нет. Судя по ощущениям, я уже находилась под действием наркотика. Вероятно, его мне вкололи незадолго для того, как я проснулась.
— Ты потом обнаружила след укола?
— Я его и не искала, — пожала плечами Аглая. По голосу чувствовалось, что она начинает сердиться. — Такое впечатление, что ты допрашиваешь меня.