— И что здесь за распорядок?
— Ты, когда жрать принесут, компот не пей. Только все одно света белого не увидишь, не пугайся, я в смысле — днем мы на травке колодами мертвыми лежим, вся житуха только по ночам, чистое колдовство. И даже не спим днями-то, просто будто нету нас. По-научному «коллапс», а по-нашему — «драбадан».
Упоминание научной фени не могло не вызвать у Петрова грустной улыбки, ведь он влип в эту историю, убегая от прошлой жизни. Серега-шашлычник не ошибся в ярлыке, некогда Антон Петров был истинным ботаником из ботаников, только в закрытом институте, курируемом ГРУ. Проще говоря, Антон Петров был крепким спецом по ядам растительного и животного происхождения, и, когда институт задышал на ладан от скудного финансирования, одним результатом одного опыта Антона заинтересовалась одна мощная финансовая структура. Эти банкиры успешно подминали заводы, порты и чиновников, но с Петровым нашла коса на камень...
Концлагерь всколыхнуло некое оживление, из-под навеса стали выбираться грязные людишки, вычесывая пятернями из волос солому. Кстати, женский пол здесь полностью отсутствовал. Может быть, банши отказывались сторожить пленных дам из женской солидарности?
— Если жрать хочешь, держись меня, — новый товарищ, показательно-вульгарно кряхтя, встал на ноги. — Только компоту ни-ни, а то — голый Вася! А режим здесь — не бей лежачего, и кормят на убой. Солнце садится, мы приходим в себя, потом на лошади пару бочек воды привозят, кто желает — переходит к водным процедурам.
Что было с ним после того, как гигантская обольстительница-змея попутала, Антон Петров тоже не мог вспомнить. Он очнулся здесь и даже определил, что провалялся «под наркозом» всего пару часов, а не суток, только по фазе луны и отсутствию сосущего чувства голода. В этой части особых противоречий с личным опытом в повествовании мужичка он не ущучил.
А ведь как мило обхаживали перспективные друзья-финансисты Антона в охоте за его открытием! Первое их телодвижение заслуживало пять баллов без оговорок: хотя сам Петров считал свое открытие забавным пустячком и не афишировал, денежные тузы заслали публикации в иноземные научные журналы. На Антона посыпались реверансы от именитых лабораторий... да что там — цитировать и ссылаться на «эпохальный труд молодого русского ученого» чуть ли не вошло в моду у этих долбаных европейских бакалавров. И тут же, как бы «между прочим», в дверь позвонил «продюсер»...
На вытоптанную в центре каменного кольца проплешину двое не выделявшихся лампасами из массы пленников — правда, была в шестерках некая халдейская гордость — вынесли огромный армейский термос и богатый прорехами полиэтиленовый мешок с гремящей посудой. Послушники вернулись к каменной ограде и оттуда следующим транзитом принесли внушительную бадью. Банши процедуре не препятствовали.
— Держись меня, не пропадешь, — засуетился мужичок и принялся подталкивать Антона к скапливающейся вокруг плешки толпе. Откуда-то в руке персонажа появилась видавшая виды алюминиевая ложка.
— Звать-то тебя как, человек из народа?
— Иваном и звать, ты про компот не забудь.
Подсобники нашли ровное место для бадьи, осторожно, чтоб не расплескать содержимое, опустили груз на утоптанный песочек, и тут из толпы каждому навстречу катапультно вылетело по увесистому кулаку... Носильщики синхронно брыкнулись оземь. Оперативность нападавших внушала уважение, тут же в толпе нашлась замена выбывшим, и вот уже двое дублеров, как ни в чем не бывало, отправились забирать от входа последний бачок с пресловутым заряженным компотом. Один из парочки — тот самый Серега в драном кашемире.
Банши, очевидно, ничего не заметили — заботясь только о красоте фигур пилотажа, они порхали себе с камня на камень, словно ночные бабочки. Ах, как они были великолепны! И та — с прической, будто радужно-мыльная пена, и другая — в люминесцентных трусиках «нитка для чистки зубов», и эльфически-немощный подросток с фосфоресцировавшими сквозь комбинашку сосками. Это было ни капельки не сексуально, просто красиво, жутко красиво...
От навеса, работая под скучающих зевак, на дозволенное расстояние к выходу приблизились еще трое заговорщиков, лениво и безобидно, даже как-то буднично, развернули припасенные тряпки, лениво заложили в них загодя собранные щебенины, и тут уж все покатило по ускоряющей.
Лихо завертелись в руках троицы самопальные пращи. Запущенные камни было не разглядеть, но три ближайшие надзирательницы взвизгнули не по-девичьи. Радужно-мыльную прическу обрызгала кровь ядовито-малахитового цвета. Банши-подросток станцевала пируэт, словно причастившийся дозой фумигаторного токсина комарик.
Вся компашка заговорщиков ринулась на прорыв, каждый из героев даже успел сделать два-три прыжка в сторону маячившей в пустотах стоун-хеджевского дизайна свободы. Но дальше крик, убедительно похожий на пожарную сирену, швырнул и этих, и прочих пленников навзничь.
Антон на будущее только фиксировал мир, данный нам в ощущениях, и вот его оценка — акустический контрудар сработал не хуже прямого под дых от мастера международной категории по боксу. Отплевывая набившийся в рот песок, Антон с карачек попытался увидеть, что же будет дальше.
Дальше ничего интересного уже не происходило. Заговорщики кое-как соскребли себя с глинозема и, поджав несуществующие хвосты, вернулись в контингент. Банши запорхали с камня на камень в прежнем ритме, малахитовую кровь испарил лунный свет, а на входе нарисовались уже печально знакомые Антону двое милиционеров и решительно направились в центр концлагеря. Их обыденно-затрапезный шарм стоил приличной улыбки, но Петрову было не смешно, лучше бы он оказался два месяца тому в пахнущих долларами лапах прежних преследователей — от добра, добра не ищут.
Один из пытавшихся сбежать упал на колени и принялся молиться, яростно крестясь, будто выщупывая вшей, сдувшийся Серега стал прятаться за чужие спины, его отталкивали, пинали под зад — не могли простить общую пытку демоническим воплем. Он, словно укушенный мухой цеце, кричал: «Мы им нужны, без нас они фуфло пафлюжное!» Его не слышали. Короче, кутерьма уже тянула на фарс.
— Хочешь, будем на пару бачковыми? — хитро улыбнулся Антону земной человек Иван.
— Что? — После звукового залпа у Петрова еще крепко сидели бананы в ушах.
...От «продюсера» по биохимии Антону, как он тогда верил, удалось откреститься безболезненно. Вовремя сообразил, что его фаршируют, вовремя спрыгнул... Но далее в его жизни настал глубокий прайм-тайм. Надо оценивать себя здраво — тридцать два года, умеренно мобильный бабник, конечно, всегда есть та, которая с утра посуду на кухне моет, конечно, выше, чем две параллельные подруги, это чересчур... и тут он втрескался по кингстоны, словно цельная личность. Вплоть до трехчасового патрулирования у подъезда с букетом задушенных гвоздик, вплоть до ужина в ресторане на всю зарплату, вплоть до дрожи в поджилках и коленях. И ведь огреб взаимность по полной. Не передать посторонним, что они вытворяли на раскладном диване. Диван кипел и пылал, и это самые пресные откровения. Они вывернули диван наизнанку, они взрывали подушки и превращали простыни в мускусный пот. А потом она вдруг сказала: «Мой прежний парень требует от меня откат...» И пожелтели осенне глаза Антона, не пацан, прокумарил, что влип в мельницу... Кстати, Настя стала первой жабой, которую открытие Антохи превратило в навсегда спящую красавицу...