Он прошел на кухню, задернул шторы, включил бра, открыл чемоданчик. На отделанный мрамором кухонный стол легла пахнущая смазкой миниатюрно-изящная “беретта”. Сделано в Италии. Спикер извлек магазин, снял затвор, достал ветошь. Даже Италия не гарантирует от осечек.
Год назад Спикер имел удовольствие убедиться в этом, едва выйдя живым из уличной перестрелки. Хорошо, Витек прикрыл очередью из безотказного отечественного “Калашникова”. Все эти импортные малышки требуют чуть ли не парникового режима и безоговорочной стерильности. А завтра важна безотказность. Как, впрочем, и всегда.
Спикер посмотрел на свет лампочки сквозь стол. Главное – быстрота и внезапность. Менты – фраера пока достанут свои плевалки, можно уронить целый взвод. Легко. Лучше, конечно, обойтись – министр не переживет такого подарка. Да вряд ли обойдешься – рисковать нельзя. Это не лотерея. Лотерея придумывается, чтобы в нее проигрывали а не наоборот. Да, собственно, делов-то… Полковников кладут будто кирпичи, а двух сраных оперов… Потрубят недельку в трубы да забудут. Сейчас война. Сейчас стреляют. А с девочкой поговорим. После.
…Иоганн. Симфония для органа номер два. Намбер ту.
…Ключ. “Браслеты” сами не откроются. Возить в машине покойника – плохая примета. Чехлы запачкаются. “Ох уж эти мальчишки, вечно влезут в грязь. И тогда я попробовала “Тайд”. Вася был неотразим. Вся наша семья им гордится…”
…Какой финал! Какая мощь! Это не “Серые зрачки” и не “Косточек стакан”, это не халява за шальные бабки. Это натуральное. Сделано на века… Иоганн…
…Вот так. От плеча. Ровненько, без дрожи. Без идиотского захвата рукоятки двумя лапами. Ствол – продолжение руки. Это не кривлянье перед объективом кинокамеры. Это профессиональный, рабочий подход. Это практика. Будни.
…Все. Теперь в душ. Потом небольшой этюд для скрипки. На ночь. И спать. Восстановление. Сил…
…Спикер не страдал бессонницей.
Вино оказалось вовсе не таким вкусным, как обещала Зинка. Если это вообще было вино, а не слитые из разных бутылок остатки. Женька задержала жидкость во рту, раздумывая, то ли выплюнуть, то ли проглотить. Но увидев внимательные взгляды, поняла, что придется глотать. Иначе не поймут. Иначе ты – соплявка, а не крутая подруга.
– Ну как? Ничего штучка?
– Ага, – выдохнула Женька, – класс! Зинка взяла с теплой трубы окурок сигареты. Прикурила, фартово пустив струю дыма к потолку.
– Сырая, блин. Чума, когда бабки вернешь? Я самая богатая, да? Ва-а-аще…
Лежавший на сваленной в углу куче тряпья парень вяло зевнул:
– Нету.
– Достал, блин. Видали, тетки? Месяц бабки жмет. Даже на курево нет. Я Максу скажу. Зинка села на перевернутое ведро.
– Падайте, тетки. Как вам?
– Нормально, – скромно ответила Ольга.
– Тут кайф. Скоро мужики подвалят. Маг притащат. В кайф мужики. Не Чума. Не жмоты. Еще будете? Мужики принесут с собой, не стесняйтесь.
Ольга села на теплую влажную трубу, идущую вдоль стены на полуметровой высоте.
– После, Зин.
Женька тоже покачала головой. Кислятина противно отдавала в нос.
– Что, Куколка? Слабо еще?
Женька промолчала, переглянувшись с Ольгой. Лежавший Чума мрачно ухмыльнулся. Он был дохлый и заросший. Зинка предупредила, что Чума не фартовый парень, а так, говно. Нюхач. Можно не дрейфить.
Зинка наполнила бумажный стаканчик темно-красной жижей и осушила в три глотка. Зевнула. Круто, тетки? То-то. Завидуйте.
Женька тоже села. Почему-то закружилась голова. Грязная лампочка, торчащая прямо из стены, запрыгала в глазах, оставляя в полумраке короткие световые полосы.
Здесь было вовсе не так фартово и здорово, как рассказывала Зинка. Как расписывала, закуривая в туалете на перемене очередной хабарик.
Вместо “клевой хаты” – наполовину затопленный водой, вонючий подвал с песчаным полом, расписанный черепами, костями, жуткими рожами и непонятными названиями. Захламленный мусором, запчастями от машин, пустыми тюбиками “Момента”, битыми бутылками и ржавыми водопроводными вентилями.
Вместо “прикольной компании” – какой-то слизняк на куче тряпок.
Ольга, кажется, тоже думала об этом. Зинка уговорила Ольгу, Ольга уговорила Женьку. Зинка считалась ^мой крутой теткой в приюте. Штук десять побегов, несколько приводов в милицию. Рассказы о похождениях, о крутых тусовках и знакомстве с нормальными пацанами значительно поднимали Зинкин авторитет в глазах сверстников.
Зинке едва стукнуло тринадцать, но она спокойно могла прожить в городе не одну неделю без помощи старших. А ничто так не притягивает, как желание быть взрослыми и крутыми. К Зинке тянулись многие девчонки, в том числе и Ольга. Тянулись искренне, искренне хотели походить на нее, искренне завидовали и внимали ее рассказам с куда большим вниманием, чем проповедям зануд воспитателей. Конечно, Зинка была не единственной “трудной”, но среди “трудных” она была лидером, оставив позади даже пацанов.
"Аида, тетки. Там житуха, там свобода! Что, приссали? Боитесь, без компота оставят? Ну и дохните тут, раз боитесь”.
Вот, пришли. Что, это и есть обещанная свобода?
Женька увидела перед носом бумажный стаканчик.
– Давай, не дрейфь. Второй легче пойдет. Угощаю, пока добрая. Пей, говорю.
– Ей хватит. – Ольга взяла из Зинкиных рук вино и быстро осушила стакан. – Все, мы пошли.
– Чего вы, тетки? Дуры, что ли? Куколка, ты что, назад в инкубатор хочешь? Ва-а-аще… Женька неопределенно пожала плечами.
– Ловите кайф, пока предлагают.
Наверху послышался лязг металлической решетки, шарканье ног, шум голосов. В подвал спустились трое парней лет по пятнадцать.
– Ба, какие козы! Привет, девахи. Клюква, твои тетки? – Длинный пацан в черной, явно великоватой ему куртке узнал Зинку.
– Мои, мои. Это Софи Лорен, а это Куколка. Классные тетки!
– Ну-ка, Чума, в угол. – Старший поддал лежащему и упал на тряпки.
Чума пополз в указанном направлении.
– Как курточка, Клюква?
– Ничего. Великовата только.
– Мелочи. Дядька толстый попался. Зато щедрый. Парень вытащил из кармана пачку денег, часы, связку ключей.
– Сечешь? Можно и хату навестить.
Остальные парни притащили из предбанника, где хранились старые веники, пару мусорных бачков и, перевернув, уселись, достав по папиросе.
– Клюква, будешь? В долг. Отдашь натурой. Зинка взяла протянутую папиросу. Запахло свежескошенным сеном. Ароматный дым анаши стал вытеснять запах сырости и плесени.
– Чего, девахи, дернете? По разку?
– Пусть допьют сперва. Куколка, чего ты как лебедь умирающий? – Зинка плеснула остатки бормотухи в стаканчик. – Давай за начало нормальной жизни! Веселись!