– Нет еще. Я думаю, Бетона им приказали выпустить.
– Кто?
– Я ж рассказывал, что это человек глубокого внедрения. Агент «сюртуков». Один звонок из Москвы, и Бетон на свободе. Иначе и быть не может. У Дикого изъяли три грамма кокса – второй год на нарах кантуется, а этот часа не просидел.
– С-суки, – прошептал Крендель, вынимая из-за пояса трубку, – позорные, гнилые суки. Он быстро набрал номер.
– Алло! Это Буров! Доброе, доброе… Какое оно, в жопу, доброе! Как вы ухитрились Бетона проорать?! …Каких еще улик?! Что значит нет? А куда они делись? Улики не бабочки, сами не улетят! Героин, по-твоему, пудра сахарная?.. Да мне-то какая разница, что у него адвокат крутой!.. И чего? Так. Короче, ко Дню милиции хрен вам, а не банкет с артистами! В столовке отметите, а плясать гопники задержанные будут! Чего-чего? Ты никак мне грозишься? Ты с кем разговариваешь, уважаемый? Ты…
Крендель швырнул трубку, разбив ее о стену. Это было еще одной вредной привычкой, поэтому дома всегда имелось несколько запасных мобильных телефонов.
– Нет, Алик, ты только послушай, чего мне этот ментон наговорил! У Бетона, видишь ли, адвокаты навороченные, свидетелей кто-то там запугал, сам Бетон в полном отказе, улики улетели! Куда они могли улететь? Вот он – героин! Что его, адвокат в навоз превратил?
– Это бывает, – спокойно ответил Камаев, – в Нижнем меня хапнули с «калашом», а потом в протоколе он превратился в отбойный молоток.
– Зачем тебе отбойный молоток? – не понял с первого раза Крендель.
– Я подкоп делал, – не подал вида эстонец.
– И главное, он мне еще грозится! Они ж у меня с этих вот рук жрут! Я этому попрошайке дачу отгрохал!
Алексей Максимович продемонстрировал Заместителю натруженные пальцы.
– Я им КПЗ новый подарил! За свои кровные! – Крендель не мог прийти в себя от возмущения. – Мне что, бабки с неба падают?! Мне что, их девать некуда?! Мама второй год холодильник новый просит!..
– У нас в Эстонии говорят, неблагодарный друг хуже врага.
– Умные у вас там люди, в Эстонии, как я погляжу.
Крендель вылез из-за стола, вытер губы манжетой (чертовы привычки!) и царской поступью направился в гардероб, находившийся на втором этаже дома. Пользоваться лифтом он сегодня не стал, для снятия стресса необходимо движение, любой психолог скажет. Переодевшись в костюм, он так же пешком спустился вниз и кивнул ожидавшему его Камаеву:
– Поехали.
За дверьми охранники окружили Бурова плотным кольцом, и эскорт двинулся в сторону машин, которые ждали возле главных ворот, метрах в пятидесяти от дома. В целях безопасности по краям дорожки был посажен высокий кустарник, ограждавший авторитета от случайной пули снайпера. Впереди эскорта, по обыкновению, шел Камаев, в случае какой-либо опасности или других непонятных заминок он должен дать сигнал охране или принять удар на себя, чего он, если честно, хотел не очень.
Внезапно Алик остановился и поднял правую руку: это был условный сигнал, означавший опасность. Охранники мгновенно обнажили оружие и блокировали с четырех сторон Кренделя. Алексей Максимович замер на месте, всматриваясь вперед через плечо телохранителя.
– Что там?
– Не двигайтесь. Старший, ко мне! – по-военному приказал Камаев.
Лысый охранник отделился от группы сопровождения и, сжимая пистолет двумя руками на американский манер, осторожно двинулся к эстонцу. Когда он поравнялся с Аликом, тот молча указал на тонкую струну, натянутую поперек дорожки на высоте пары дюймов от земли. Струна была довольно умело замаскирована, лишь опытный глаз мог заметить ее в траве.
– Что это? – шепотом спросил секьюрити. Алик присел на корточки и посмотрел на кустарник.
– Растяжка.
– Точно?
Камаев аккуратно раздвинул кустарник. На специальной подставочке лежала противотанковая граната, к кольцу которой была прикреплена струна.
– Да, – согласился старший и, развернувшись, прокричал:
– Всем в укрытие! План номер один! Телохранители схватили Кренделя под руки и помчались назад, к дому.
Старший поднес ко рту рацию.
– У нас проблемы! Вызови сапера. – Он посмотрел на Камаева:
– Ментов вызывать?
– Пока не надо.
– Ментов не надо! Как понял?
– Сапера вызвать, ментов не надо, – ответила рация.
Эстонец осмотрел подставочку с гранатой.
– Мы бы зацепились, когда шли к дому. Но не зацепились, – он внимательно посмотрел на лысого охранника, – почему?
Тот, сделав умное лицо, пожал плечами.
– Действительно, странно.
– Кто-нибудь шел по дорожке, пока я находился в доме?
– Никого. Да и некому.
Алик встал на четвереньки, склонился над струной и принялся обследовать ее сантиметр за сантиметром.
– Вот, – через две минуты он ткнул пальцем в небольшую кочку, – это здесь.
Он вытащил из кармана складной нож и нежно подцепил кочку. Из земли торчал небольшой стержень, на котором лежала струна.
– Старый способ, – он поднялся и отряхнул грязь с брюк, – там стеклоподъемник от машины. Управляется с брелка.
Охранник обтер вспотевшую лысину и, сглотнув слюну, высказал свое отношение к случившемуся.
– …. (Запрещено цензурой!)
* * *
– Сашок… Сашок… Сашок… Что я им сделал, а? – Генка лежал на тахте и стонал, держась за свороченную челюсть. – Ладно б поссал на газон или пьяный бы валялся. Ехал ведь как человек, никого не трогал… Сколько зубов не хватает?
Шурик склонился над авторитетом и заглянул в приоткрытый рот.
– Трех с половиной. Наверху.
– Ох!.. Только вставил. Золотые. Они что, специально?
– Думаю, нечаянно. Целились в нижние. Ничего, Ген, главное жив, зубы вставим. Тебе сейчас отлежаться надо, пока опухоль не спадет. Я ж предупреждал, береги лицо. Оно твоя визитная карточка. С лицом ты – все, без лица – пустое место.
– Не уберег… И часики умыкнули. Хорошие были часики, красивые. Попросили б, я им сам бы подарил, а зачем тырить-то, да еще в нюх бить? Где совесть у людей?..
– Совесть здесь ни при чем, у них работа такая.
– Сашок, может, зря мы все это затеяли? Не нравятся мне такие попадалова.
– А маслины в кабаках нравится жрать? И на тачке с девками разъезжать? Сам плакал, что раньше любая скотина об тебя ноги вытирала. А сейчас кто посмеет?
– Зато раньше зубы не выбивали. Генка прижал лед к распухшей щеке.
– Ты хочешь назад? В светлое прошлое?
– Я водки хочу. Или портвешка. У нас нет?