— Догадываюсь. Я отдам.
— Ну, гляди…
Придется искать деньги. Против Тихони мои боксерские навыки бессмысленны и бесполезны. Сам он меня на ринг не вызовет. Есть у него теневые «торпеды», которые умеют все. Так зарежут, что и не почувствуешь. Или пристрелят, будь ты хоть Костя Цзю или трижды Валуев.
«Сегодня мы провожаем в последний путь Пашу Угрюмова — замечательного человека без трудовой книжки…»
— Еще один косяк на тебе, кстати.
Неужели про катушечника уже знает? Оперативная память — миллион гигабайт.
— Какой еще косяк?
— Костика зачем обидел? С восьмого дома? Он тебе ничего плохого, а ты ребро ему сломал.
Так… Ксюхин сосед, выходит, под Тихоней, пардон, Федором Андреевичем Тихоновым, ходит. Не Ксюха же смотрящему про мое дознание рассказала… Как бы этот крысеныш ей про меня не брякнул по злому умыслу.
— Крысить не фиг.
— Он не крысил. Он, в отличие от тебя, правильным делом занимается.
Я не стал спорить. Тихоне ничего не докажешь. Он двинулся на своих понятиях, как Ксюха на китайской поэзии, как правительство на национальных проектах.
На самом деле понятия Тихоню не сильно колышут. Просто если их не будет, он перестанет быть Тихоней. Вот и выдумывает всякую пургу про нормальных и не нормальных людей. Можно подумать, сам он все эти понятия блюдет.
— Мне что, перед ним извиниться?
— Извиняться не надо, он не той масти. Просто не мешай.
— Передай, что, где живут, не гадят. Пусть завязывает.
Тихоня ничего не ответил. Поднял брошенный китайцами на землю молоток и переложил на деревянный настил. Сразу видно: заботливый и порядок любит. Как там Веселова говорила? Достоинства человека — это хорошо замаскированные недостатки.
— Десять дней, Паша… Десять дней!
Думаю, что даже если я уйду от Керима, срок не увеличится. Это плата за отступления от правил. Стало быть, надо искать деньги. Единственный реальный кредитор — Керим, но он скажет, что налички в обороте нет, все ушло на стройку летней площадки. У матери тоже ничего. Хоть иди и грабь. Да, это вам не Канада.
Сам виноват, нечего было деньги брать. Но кто в моем положении не взял бы? Человек слаб. Очень слаб.
И что делать? Есть вариант! Надо сдать Булгакову Тихоню и убить этим двух зайчиков. Пускай между собой разбираются.
Жаль, не получится. Про Тихоню ничего конкретного не знаю, кроме того, что он Тихонов Федор Андреевич. А ментам нужна конкретика.
Или уснуть. А проснуться, когда кончится сентябрь, и все само собой рассосется. Или спровоцировать войну с Канадой, а начнется война, Тихоне и Булгакову будет не до меня. Они по призыву на фронт уйдут.
Подобные, несомненно, конструктивные идеи я прокручивал в голове до трех дня. А в три позвонила Веселова. Я не хотел отвечать, увидев ее номер. Опять куда-нибудь впутает. Но она не сдавалась. Пришлось снимать.
— Привет, Ксюх. Что-то случилось?
— Нет, Пашенька! Наоборот! Представляешь, позвонил тот клиент и попросил прощения!
— Да ладно… А зачем?
— Наверное, увидел тебя и испугался!
Отличный комплимент! Спасибо.
— Значит, за мной все-таки следили, представляешь! Спасибо, что проводил!
Может, у нее денег стрельнуть? Вдруг, занык есть на черное завтра? По уху-то не ударит. Тем более я ей когда-то место уступил.
— Да не за что… Слушай, Ксюх, у меня тут проблемы… Я деньги казенные проворонил. В смысле: потерял в метро. Не верну, возбудят дело по халатности и уволят.
— Ой, беда-то какая… Сколько, Пашенька?
Я назвал сумму.
— Ой, у меня столько нет… Но я могу спросить. Когда нужно отдать?
— Через десять дней.
— Я попробую у Сергея Геннадьевича в колледже занять. Он меня уже как-то выручал. Правда, не такой суммой, но я попытаюсь.
— Я рассчитаюсь до декабря. Зуб даю. То есть честное слово.
— Я обязательно поговорю и завтра перезвоню. Не расстраивайся. Я тоже как-то казенные деньги потеряла, чуть с ума не сошла.
Это не удивительно, что потеряла.
— Спасибо, Ксюх.
— Ой, да не за что!
Голосок у нее бодрый. Может, и правда найдет?
Керим, как я и предполагал, с кредитом не помог, хотя морально поддержал. А это гораздо важнее денег. Что деньги — бумага! А доброе слово помогает смотреть на мир с улыбкой. Вот и певица Макsим про это поет…
Сволочи, весь день испортили. И даже ноги Жанны не помогают. Не пойти ли вечером к Гере, на его ноги посмотреть. Он, наверное, обижается, что вчера обещал прийти, а не пришел. Нет, как-то не тянет…
Отвлечься от негативных мыслей не удавалось. Как назло, никто из гостей не буянил, не обсуждал вслух по мобильнику прозу Джеймса Джойса и не приставал к Жанне. Словно сговорились или догадывались по моему блаженному лицу, что мне надо срочно выплеснуть энергию на окружающих, дай только повод.
Домой я вернулся около полуночи. Мать еще не спала, валяла пельмени. С того дня, как я работаю у Керима, она не пилит меня по-крупному, а если и пилит, то по всякой бытовой ерунде, вроде брошенных носков или отсутствию у нее внуков.
— Слышал, ворюгу кто-то поймал, который катушки снимал.
— Какие катушки?
— В лифтах. Привязали к столбу и табличку написали — я ворую катушки… И правильно сделали. От милиции толку никакого. Каково пенсионерам на десятый этаж пешком подниматься? Теперь другим неповадно будет.
Спасибо, мама, что поддержала. А то я все мучаюсь, не напрасно ли? Интересно, на сколько эпизодов его Булгаков расколол? Поднимет теперь свою раскрываемость. И шефа ихнего не скинут. Как, однако, все связано в этом непростом мире. Жаль, что осознание данного факта не прибавляет наличности в бумажнике.
— Ма… Мне деньги нужны. Долг вернуть. У тебя ничего нет на черный день?
— Сколько?
В очередной раз за сегодняшний день вынужден назвать ненавистную мне сумму.
— Ты с ума сошел! Зачем ты столько занимал? И на что потратил?
— На монпансье с барбарисками. Какая разница, главное — потратил. И если не верну… Возможно все.
Мать вытерла вспотевший лоб, оставив на нем мучной след.
— Паша, у меня нет таких денег. Даже половины…
— Жаль… Ладно, не заморачивайся. Сам разберусь.
Я ушел в свою комнату. Спать не хотелось. Но спать надо, мозг должен отдыхать. Где там снотворное? Вот оно — Тао Юань-мин. Сделано в Китае, высший сорт. Пейзажная лирика.
Правду в сердце взращу