В одно дождливое воскресенье Авила приобрел живую курицу. Жена готовила большой обед для родственников и прогнала его из кухни. Авила сунул в задний карман большой нож и втихаря уволок жертву в гараж. Когда он стал расстилать на полу газеты, курица почуяла неладное. Авилу поразило, что тщедушная птичка весом в пять фунтов способна учинить такой бедлам и оказать столь вдохновенное сопротивление.

Жестокая сцена жертвоприношения все же состоялась, но Авила вышел из боя исцарапанным, исклеванным, весь в окровавленных перьях. В том же виде пребывал кремовый «бьюик-электра» жены. Оглушительная тирада супруги вынудила кузенов отказаться от десерта и пораньше отбыть домой.

Через два дня чудо свершилось. Прокурор, угодивший под куриный сглаз, упал и вывихнул плечо. Это произошло, когда законник принимал душ в компании с атлетически сложенной проституткой по имени Кунфетка, которой хватило ума не только позвонить в службу «911», но и стать доступной для многочисленных интервью. Пресса подняла шум, и прокуратура предложила падшему сотруднику уйти в бессрочный отпуск.

Но дело о коррупции не свернули, просто назначили другого прокурора.

Однако Авила уверовал в действенность колдовских чар сантерии. Дальнейшие усилия повторить результат оказались бесплодными (и весьма неряшливыми), но бывший инспектор винил в том собственную неопытность и отсутствие подходящего реквизита. Может, на жертвоприношении он произносил не те слова. Либо те, но не в том порядке. Может, обряд проходил в неудобное для деятельного Чанго время дня. Или просто использовалась домашняя птица негодного качества.

С новым прокурором договорились о сделке по признанию вины, и вера Авилы в колдовскую силу костей и крови оставалась непоколебимой. Проступок Щелкунчика, решил он, настолько гнусен, что заслуживает жертвования не одной, а двух куриц. Если и это не сработает, Авила поднесет святому козла.

Петухи без боя не сдались, и шум разбудил жену, тетку и мать Авилы. Женщины ворвались в гараж, где Авила распевал испанскую тарабарщину перед разряженной глиняной скульптурой. Супруга, мгновенно углядев кровавые капли и желтый кусок петушиного клюва на левом переднем крыле своей машины, кинулась на мужа с граблями.

А на другом конце округа Дейд Щелкунчик безмятежно почивал в виниловом кресле покойника. Сверхъестественная рука Чанго не причинила ему боли, как не обеспокоил и горящий ненавистью взгляд Эди Марш, которая лежала на заплесневелом ковре в тугой связке с голым оценщиком.

14

Свечи оплывали, и трепещущая тень Щелкунчика съеживалась на тусклой стене. В профиль он напоминал миниатюрного тиранозавра.

Ради хохмы Щелкунчик не позволил Фреду снять красный презерватив.

– Это подло, – сказала Эди.

– Да, я подлейшая сволочь, – заявил Щелкунчик. – Если не веришь, проведай в больнице одну полицейскую бабу.

Он зевнул, дернув вбок перекошенным жвалом; казалось, челюсть сейчас вообще оторвется. Щелкунчик походил на змею, пытающуюся проглотить яйцо.

– Чего ты хочешь? – спросила Эди.

– Сама прекрасно знаешь. – Щелкунчик светил фонарем на сыгравший отбой член Фреда. – Где достал красную резинку? Наверняка по почте выписал. Похоже на колпак Санта-Клауса.

Лежавший на полу оценщик безутешно всхлипнул. Эди откинула голову на его поясницу. Щелкунчик уложил их спинами друг к другу и связал руки шнуром от шторы. В портфеле Фреда он обнаружил визитки и страховые полисы «Среднезападного Ущерба». Дальше понятно: Эди на коленях и все такое. Щелкунчик похвалил себя, что так вовремя появился.

– Давайте по справедливости. Делим на троих.

– Но ты же смылся! – возразила Эди. – Бросил меня с придурком Тони.

– Теперь передумал, – пожал плечами Щелкунчик. – Я в своем праве. Так о какой сумме речь?

– Да пошел ты! – сказала Эди.

Не вставая с кресла, Щелкунчик приподнял ногу и стукнул ее в висок. Звук удара был мерзким. Эди не вскрикнула, только застонала.

– Ради бога, не надо! – Голос оценщика сорвался, словно жахнули его.

– Тогда назови сумму.

– Не смей! – У Эди все плыло перед глазами, но она резко ткнула Фреда под ребра локтями.

– Я жду, – сказал Щелкунчик.

Эди почувствовала, как напрягся связанный Фред. Потом он произнес:

– Сто сорок одна тысяча долларов.

– Кретин! – прошипела Эди.

– Но без меня и Эди вы ничего не получите, – предупредил Фред.

– Точно?

– Да, сэр.

– Ни единого цента! – поддержала Эди. – Угадай, кто получит расчетный чек? Миссис Нерия Торрес. То есть я.

Щелкунчик направил фонарь Эди в лицо, на котором уже вспухал отвратительный след удара.

– Дорогуша, человеку в гипсовом корсете сложно подписывать чек. Поняла меня?

Эди отвернулась от яркого света, проклиная себя: идиотка, понадеялась на уголовника.

– Вы лучше развяжите нас, – попросил Фред.

– Еще чего, Ссантаклаус?

У Эди бешено стучало в висках.

– Знаешь, из-за чего сыр-бор, Фреди? Щелкунчик завидует. Дело-то не в деньгах, а в том, что я тебе дала…

– Хо! – фыркнул Щелкунчик.

– …и он знает, что ему этого не обломится ни за какие сокровища.

Щелкунчик рассмеялся и подтолкнул Фреда носком ботинка:

– Не обольщайся, парниша! Она перепихнется и с боровом-сифилитиком, если почует у него доллар.

– Красиво излагаешь, – сказала Эди.

Господи, как же болит голова!

Оценщик пытался привести нервы в порядок. Он никак не ожидал, что вляпается в нечто столь грязное, запутанное и опасное. Еще недавно все казалось таким надежным и захватывающим: небольшое жульничество со страховкой, красивая и свободная напарница, безудержная оргия в доме, выпотрошенном ураганом…

И ярко-красный презерватив казался весьма уместным.

А потом невесть откуда появляется этот Щелкунчик, по всем повадкам – жуткая личность и законченный уголовник. Брать в партнеры столь отпетого типа не хотелось. Но с другой стороны, погибнуть или оказаться в больнице с серьезными увечьями совсем не желательно. Объяснений потребуют и Голубой Крест, [42] и жена.

Потому Фред и предложил Щелкунчику сорок семь тысяч долларов:

– Это ровно третья часть.

Щелкунчик посветил оценщику в лицо:

– В уме посчитал, без карандаша и бумажки? Лихо.

Да уж, подумала Эди, благодарствуйте, доктор Эйнштейн.