Дрянь погода | Страница: 44

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Так мы договорились? – спросил Фред.

– Все по справедливости, – ответил Щелкунчик и прошел в гараж.

Через минуту генератор рыгнул и ожил.

Вернувшись в гостиную, Щелкунчик ввернул единственную лампочку, потом присел к пленникам и перерезал шнур на их запястьях.

– Давайте пожрем, – сказал он. – Есть хочу, умираю.

Фред неловко поднялся и стыдливо прикрыл руками промежность.

– Я снимаю эту штуку, – объявил он.

– Резинку? – Щелкунчик показал большой палец. – Валяй. – Он посмотрел на Эди, которая, даже не пытаясь прикрыться, сверлила его ненавидящим взглядом. – Открыла предприятие быстрого обслуживания? Чудненько. Может, и нам достанется бесплатный пирожок.

Не говоря ни слова, Эди зашла за кресло, подняла приготовленную монтировку и, сделав два шага к Щелкунчику, шарахнула его со всей силы. Бандит завопил и рухнул.

С оружием в руке Эди оседлала его. Взмокшие спутанные волосы падали ей на лицо, закрывая кровоподтек. Казалось, эта дикая, ослепленная яростью женщина вполне способна на убийство. Фред испугался, что сейчас это впервые произойдет у него на глазах.

Эди воткнула острый конец ломика в перекошенную пасть Щелкунчика, пригвоздив к зубам его бескровный язык.

– Еще раз меня ударишь, – сказала она, – и найдешь свои яйца в миксере.

Фред схватил штаны, портфель и дал деру.


Вернув одолженный катер на пристань, они отправились в Корал-Гейблз и с трудом внесли Сцинка в дом Августина.

Стена оскаленных черепов произвела на Макса неприятное впечатление, но он промолчал и направился в душ. Августин выяснял по телефону, что произошло с черным буйволом покойного дяди. Бонни сварила кофе и отнесла его в гостевую комнату, где губернатор приходил в себя после усыпляющего выстрела. Когда Бонни вошла, он беседовал с Джимом Тайлом. Ей хотелось остаться и послушать невероятного незнакомца, но она поняла, что мешает. Мужчины вели негромкий, серьезный разговор.

– Бренда крепкая, выкарабкается, – сказал Сцинк.

– Я уже прочел все известные мне молитвы, – ответил полицейский.

Бонни тихонько вышла из комнаты и столкнулась с Максом, который с сигаретой в зубах покидал ванную. Бонни решила потерпеть гадкую привычку мужа – по его словам, она возникла в результате боевого стресса от похищения. Супруги прошли в гостиную и сели на диван. Макс в живописных деталях поведал о муках, которые претерпел в руках одноглазого отщепенца.

– Собачий ошейник? – спросила Бонни.

– Ну да, взгляни на мою шею. – Макс расстегнул верхние пуговицы рубашки, позаимствованной у Августина. – Видишь ожоги? Видишь?

Никаких следов Бонни не заметила, но сочувственно покивала.

– Ты определенно хочешь подать в суд?

– Еще бы! – Макс Лэм уловил сомнение в голосе жены. – Господи, он же мог меня убить, Бонни!

Она сжала ему руку.

– Я только никак не могу понять, зачем… зачем ему все это понадобилось?

– Кто знает, когда речь о таком психе. – Макс намеренно умолчал об отвращении Сцинка к его съемкам – он помнил, что Бонни отнеслась к ним так же.

– Наверное, ему требуется хорошее лечение.

– Нет, дорогая, ему требуется хорошая тюрьма. – Макс вскинул подбородок и выпустил дым в потолок.

– Милый, давай подумаем об этом…

Но Макс отстранился и кинулся к телефону, который освободил Августин.

– Позвоню-ка я Питу Арчибальду, – бросил Макс через плечо. – Пусть в агентстве знают, что со мной все в порядке.

Бонни пошла в гостевую комнату. Губернатор, прикрыв глаза, сидел в постели. Всклокоченная борода покрылась налетом морской соли. Джим Тайл со «стетсоном» под мышкой стоял у окна.

Бонни налила мужчинам еще по чашке кофе.

– Как он себя чувствует? – шепнула она.

Сцинк открыл здоровый глаз и прохрипел:

– Лучше.

Бонни поставила чашку на тумбочку у кровати.

– В вас стреляли обезьяним транквилизатором.

– Что несовместимо с психотропными средствами, – сказал Сцинк. – Особенно с жабьим молоком.

Бонни посмотрела на Джима, и тот сказал:

– Я его спросил.

– О чем ты меня спросил? – просипел Сцинк.

– О мертвеце в телевизионной тарелке. Он этого не делал.

– Но стиль мне нравится, – заметил губернатор.

Бонни не удалось скрыть недоверия. Сцинк взглянул на нее в упор:

– Я не убивал этого парня, миссис Лэм. Но если б и убил, вам бы точно рассказывать не стал.

– Я вам верю. Правда.

Губернатор выпил кофе и попросил еще чашку, сказав, что вкуснее никогда не пил.

– И мне нравится ваш парень. – Сцинк показал на полку с черепами. – Хорошо он тут все устроил.

– Он не мой парень. Просто друг.

– Друзья нам всем необходимы, – кивнул Сцинк. Он с трудом выбрался из постели и начал стягивать мокрую одежду. Джим отвел его в ванную и включил душ. Вернувшись с купальной шапочкой губернатора, полицейский спросил, как Макс намерен поступить.

– Он хочет подать в суд. – Бонни села на край постели, прислушиваясь к плеску воды.

В комнату вошел Августин.

– Что решили? – спросил он.

– Если ваш муж придет в участок и подаст заявление, я арестую губернатора уже сегодня, – сказал Джим Тайл. – Дальше будет решать прокуратура.

– И вы это сделаете – арестуете друга?

– Лучше я, чем кто-то чужой. Не переживайте, миссис Лэм, ваш муж в полном праве.

– Да, я знаю.

Все правильно – губернатора надо наказать, потому что нельзя похищать туристов, как бы дурно они себя ни вели. И все же Бонни отчего-то печалила мысль, что Сцинк отправится в тюрьму. Она понимала, что это наивно, но ничего не могла с собой поделать.

Полицейский расспрашивал Августина о черепах на полке:

– Кубинское шаманство?

– Нет, ничего подобного.

– Я насчитал девятнадцать. Не стану спрашивать, откуда они у вас. Слишком чистые для реальных убийств.

– Это медицинские образцы, – сказала Бонни.

– Как скажете. – За двадцать лет Джим насмотрелся на лобовые столкновения и приобрел естественное отвращение к разрозненным частям человеческого тела. – Пусть будут образцы.

Августин снял с полки пять черепов и выстроил их на полу у ног. Потом принялся жонглировать тремя.

– Ничего себе! – сказал полицейский.

Жонглируя, Августин думал о пьяном молодом дураке, который хотел подстрелить дядюшкиного буйвола. Какая грустная и нелепая смерть! Он плавно подхватил с пола четвертый череп, а потом и пятый.