Торн в ответ смог только кивнуть. Она встала и села к нему на колени, обхватив их ногами, как наездница. Стянула с себя футболку. Его лицо внезапно оказалось в прохладной впадинке между ее грудями. У тонкорукой Сары была большая грудь. Это было трудно предположить, ведь она предпочитала просторную одежду, скрывавшую ее формы. Но теперь ее грудь была обнажена. А рядом был Торн, который недоумевал, кто же она такая, эта красивая и умная женщина, уделявшая ему так много времени.
— Я хотел бы познакомиться с твоими родителями, — сказал Торн.
— Хорошо. — Ее голос ничего не выражал.
— Серьезно, — сказал Торн, — я хотел бы с ними познакомиться. Я хотел бы посмотреть, как ты живешь. Где работаешь. Сходить с тобой пообедать, встретить после работы, проводить домой — все как у людей.
— Ладно, как-нибудь на днях. Я устрою тебе большую экскурсию. Познакомлю тебя со своей средой обитания. — Она улыбнулась.
— На днях — это хорошо, — сказал Торн.
Кончиками пальцев она осторожно помассировала кожу его головы, шею, потом, с большей силой, размяла ему плечи. Торн ощущал себя уже не семнадцатилетним, а намного моложе, моложе чем когда бы то ни было.
Она провела параллельные линии по обе стороны его позвоночника, под лопатками, потом ее руки оказались у него подмышками. Она скрутила влажные волосы в один тугой пучок, затем проделала то же самое с другой подмышкой. Торн принял правила игры, заложил руки за голову, подставляя ей подмышки. Он чувствовал, как в нем что-то возрождается, поднимается навстречу таившейся в ней загадке.
— Ты мне нравишься, — сказал он.
— Так и должно быть, — ответила она. — Я должна нравиться.
Его член отвердел, и ни ей, ни ему не нужно было направлять его. Она чуть шевельнула бедрами, и он вошел в ее влажную плоть. Через ее плечо он смотрел, как мигает маячок, указывающий фарватер, и пытался подладиться под его ритм. Синхронизировать с ним свои движения.
Они целовали друг друга, как ненормальные. Сигнал маяка все еще задавал ему темп, несмотря на то, что глаза его были закрыты. Да, кресло действительно было удобным. Оно совсем не сковывало его движений. Ее сильные руки обхватили его лицо, она направляла его губы к своим губам. Отыскав его рот, она развернула голову Торна под таким углом, чтобы их губы слились воедино. Торн никогда раньше не целовался так, до самозабвения, словно растворяясь в партнере. Их языки сплелись в единое целое.
Раньше он никогда не терял бдительности. Оставался настороже, даже с опущенными веками. Но то, как ее рот, казалось, втягивал его в себя, — то были настоящие поцелуи. Вот почему люди целуются.
Она заставляла его проникать все глубже, прижимая его бедра к себе. Он все еще держал обе руки за головой, будто борец, отрабатывающий полный нельсон [9] сам на себе, и ощущал ее соски на своих щеках и губах: левый, затем правый. Он застонал, его пронзила сладкая боль, которой он так жаждал, что-то внутри взорвалось, и он испытал оргазм уже в третий раз за этот вечер. Теперь ее волосы хлестали его по лицу. Она выгнула спину, и он обнял ее, зарылся лицом в эту влажную прохладную ложбинку между грудями, то крепко прижимаясь к ней, то ослабляя объятия.
Когда все закончилось, она посмотрела вниз на его голову. Лицом он все еще прижимался к ее груди. Она уже не улыбалась. Ее лицо вообще ничего не выражало. Она на минуту задержала взгляд на его выжженных солнцем волосах, затем подняла глаза к ночному небу. Все еще прижимая его к себе правой рукой, удерживая его голову у своей груди, она обкусывала заусеницу на левой руке. Глаза ее блуждали по усыпанному яркими звездами небу.
— Ты могла бы открыть здесь контору и заняться практикой. — Торн завязал шнурки на своих туфлях. Взглянул на Сару, сидящую у стола и отщипывающую виноградинки. Она уже съела свой тост, поджаренный на сковородке. На дощатом полу лежала полоса яркого света от восходящего солнца.
— Торн, — сказала она предостерегающим тоном.
— Здесь куча всякой мрази, которая нуждается в услугах защитника.
— Ну и что? — спросила она его, держа чашку кофе около рта. — Жить здесь, в глуши, словно на берегу озера Уолден? [10] Готовить на одной горелке?
— Я подумаю о микроволновке, если ты согласишься сюда переехать.
— За тебя думают твои гормоны. Ты прекрасно знаешь, что тебе не нужна здесь женщина. Ты — Ганди Ки-Ларго. Набедренная повязка, сандалии и одна горелка — вот и все, что тебе нужно. Если в этом монастыре появится фен, ты обратишься в бегство.
— Я размышлял о преимуществах сушки волос феном.
— Уж лучше я буду тебя навещать.
Торн сказал:
— Кто я для тебя — еще один жеребец, с которым ты встречаешься раз в месяц? Чтобы половить рыбку, потрахаться и вернуться обратно в город?
— Ты не совсем подходишь под это определение — улыбнулась Сара. — Торн, Торн, давай не будем забегать вперед. Всему свое время.
— Кстати, что тебе наговорила про меня Кейт? Что я какой-то отшельник? Что тебе не стоит со мной связываться?
— Она рассказала, что ты создал здесь свой маленький рай, делая приманки для лучших в мире ловцов альбул, и что впервые в жизни ты счастлив.
— Я сделался счастливым совсем недавно, — улыбнулся ей Торн. — Это интересное чувство. Постепенно заполняет всего тебя.
Она поднялась из-за стола, смахнув со своего платья хлебные крошки.
— Я буду рада, если ты мне еще что-нибудь расскажешь. Я хочу лучше тебя узнать. И ты это знаешь. Хочу услышать правдивую сагу о Торне, все-все без утайки.
Она неловко улыбнулась.
— Как мило. Мне это нравится.
— Мне действительно интересно.
— Это хорошо, — сказал Торн. — Мне нравится, когда тебе интересно. Меня это возбуждает, когда тебе интересно.
— Нет, не сейчас, — сказала она. — Мне уже пора.
Торн смотрел, как она собирается. В лесу просыпались петухи. Воздух из освежающего стал теплым и сырым. Он наблюдал, как она укладывает свои вещи в большущую соломенную сумку.
Торн сказал:
— Может быть, это все. Что, если это все, что я могу рассказать о себе?
— Нет, в тебе есть что-то еще. Я знаю, что ты не все мне открыл.
— Ладно, я это учту, в следующий раз расскажу парочку пикантных подробностей.