Примерно сорока лет, не слишком высокий и при этом плотный, с ясными голубыми глазами и широким загорелым лицом, на котором при улыбке появлялось множество мелких морщинок, Тед Моос с искренней радостью приветствовал постояльца-иностранца, желавшего поселиться у него до начала сезона, когда приезжих было еще совсем мало. Мистер Морозини – в данном случае титул являлся скорее помехой, чем козырем! – получил заверения в том, что так готовить, как здесь, нигде не умеют и что спальная комната в соседнем доме – в самой таверне ночлег не предоставлялся – обеспечит ему полный комфорт и, сверх того, покой, столь необходимый для его творческой натуры. Действительно, Альдо по зрелом размышлении решил выдать себя за писателя с художественной жилкой, который хочет собрать материал для книги о Войне за независимость и о том, какую роль сыграли в Ньюпорте войска французского короля, в частности отряды под командованием маркиза де Лафайета и графа де Рошанбо. Идея была удачной, поскольку этот период истории Соединенных Штатов, как выяснилось, чрезвычайно интересовал Теда Мооса. Со своей стороны, Альдо имел французского предка, принимавшего участие в экспедиции, и французского же гувернера, просветившего его на сей счет, а потому вполне мог поупражняться в ораторском искусстве на эту тему.
Итак, лед между ним и хозяином таверны был сломан быстро. Тед, любивший поговорить, мысленно поздравлял себя с тем, что заполучил явно состоятельного клиента, с которым можно вдобавок приятно провести вечер в беседе у камина. Даже летом, если не случалось сильной жары, камины разжигали нередко, поскольку климат этого северо-восточного побережья, мимо которого проходило холодное течение Лабрадор, отличался большими перепадами температур, и солнце часто сменялось дождем. В первый же вечер Тед с трубкой во рту подошел к столику редкого для здешних мест клиента. В руках у него был поднос, где стояли кофейник и две чашки. Разлив темный – и прекрасно пахнущий! – напиток, он опустился на стул и, прежде чем завести разговор, положил ноги на камень у очага.
– В это время здесь бывает потише, и можно спокойно поболтать. С чего начнем?
– Ей-богу, сам не знаю. Много ли сохранилось следов Революции? [32]
– Немало, начиная с этого дома, который гораздо старше ее, но есть и другие, особенно в центре города, где почти все строения возникли в то время: синагога – самая старая в Соединенных Штатах, церковь Троицы, дом квакеров, музей, Хантер-хаус, Брик-маркет и особенно Оулд-Колони-хаус. Это место почитаемое и знаменитое: именно здесь в тысяча восемьсот семьдесят первом году встретились наш великий Вашингтон, ваш Рошанбо и шевалье де Берне, командир французской эскадры. Потом в этом здании разместилось правительство. К счастью, нью-йоркские миллиардеры завалили своим мрамором южную часть острова, а центр города не тронули.
Сказано это было желчным тоном. Альдо спросил небрежно:
– Похоже, вы их не очень любите?
– За некоторыми исключениями, нет, не люблю. Они нас считают обслугой, ставят чуть выше рыбаков. Живут своим мирком и всех прочих в упор не видят. За что же нам их любить? Похоже, вы с ними никогда не сталкивались?..
– Да нет, приходилось. До войны один из моих друзей привез меня погостить в «Брейкез».
Тед слегка присвистнул, и во взгляде его выразилось явное понимание того, что писатель этот шишка непростая.
– К старику Вандербильту? Он лучший из этой банды. Ну, и еще Белмонты. Это ведь миссис Белмонт «запустила» Нью-порт вместе с Уордом Маккалистером, однако затем старый плут переметнулся к миссис Кэролайн Астор, которую называли «той самой» миссис Астор, ибо она стала королевой Нью-Йорка и Ньюпорта. Я видел ее, когда был маленьким, и вы не представляете, сколько алмазов она таскала на груди. И всем распоряжалась, и единолично принимала решения, и диктовала законы высшему обществу! Но оставим этих людей, поговорим лучше о Революции!
– Еще одно словечко на эту тему, поскольку данный персонаж меня интригует с тех пор, как я услышал о нем в Европе. Вы знаете Алоизия Ч. Риччи?
Альдо показалось, что веселая физиономия хозяина помрачнела, но это длилось лишь секунду, и хорошее настроение вернулось к Теду.
– Его все здесь знают. Странный тип! – проворчал он, опорожнив трубку в камин, прежде чем снова тщательно набить ее табаком.
– И это все? Мне говорили, что он построил здесь уменьшенную копию дворца Питти во Флоренции. Между тем, побывав здесь в тринадцатом году, я видел несколько сооружений в итальянском стиле, но ничего похожего на резиденцию великих герцогов Тосканских.
– Потому что дворец был построен после войны. Кроме того, он стоит за пределами Золотого Круга, ближе к окраине острова, где берега гораздо круче. Очень мудрое решение, так как поначалу на Риччи здесь смотрели косо, но затем ему удалось приобрести связи и устроить роскошные свадебные торжества, хотя оба раза дело кончилось плохо. Не знаю, что будет дальше: я не удивился бы, если бы после таких драм он вообще оставил бы эти места.
Не показывая своей осведомленности, Альдо потребовал дополнительных объяснений, которые Тед охотно дал и сказал, что с удовольствием покажет «Палаццо», если это интересно гостю. Он добавил, что дворец днем и ночью, независимо от времени года и присутствия или отсутствия хозяина, охраняют люди средиземноморского типа, очень похожие на гангстеров, так что с ними лучше не связываться. Впрочем, Тед слышал от многих, что дом Риччи буквально набит сокровищами.
На следующий день, пожертвовав все утро на исполнение роли, для чего пришлось обойти старый город и заглянуть в библиотеку, которая оказалась куда богаче, чем Альдо ожидал, он взял напрокат велосипед – самое распространенное в здешних местах средство передвижения – и, укрепив на багажнике свой художественный инвентарь, отправился на разведку. Руководствовался он сведениями, полученными от Теда, и собственной памятью, подсказывающей ему названия и облик тех мест, которые он видел много лет тому назад.
Первым делом он направился в Истон-Бич, на «общий пляж», откуда начиналась дорога, которой пользовались в основном рыбаки и таможенники: она шла вдоль берега, расположенного напротив порта, к южной окраине острова, расщеплявшейся на несколько кос. С этой дороги, протянувшейся на четыре-пять километров, были видны тыловые фасады роскошных домов, где его некогда принимали: «Брейкез», «Марбл-Хаус», еще одна резиденция Вандербильтов, построенная по образцу Малого Трианона в Версале, но с лепными украшениями из литого золота, «Роузклифф», «Бичвуд» и «Белмонт-Кастл», а также другие, названий которых он не запомнил. Можно было поехать и по Бельвью-авеню, начинавшейся of библиотеки и образующей становой хребет шикарного квартала, к которому тяготели прочие «виллы», однако он подумал, что на пути вдоль побережья легче обнаружит нужное ему место. Повсюду ощущалось близкое открытие сезона. Окна были открыты настежь, внутри происходила интенсивная уборка, в парках и садах высаживали цветы и подстригали лужайки, стараясь сделать их ровными и мягкими, как бархат. В других местах чистили теннисные корты.