Ж е р в е з а. Хорошо, Мсье. Это всё?
К у д р и е. Это всё. И, по-моему, этого более чем достаточно.
* * *
Оказалось – нет, не достаточно. Как только обе створки массивной двери его кабинета бесшумно закрылись за Жервезой Ван Тянь, тут же в голове у комиссара опять возник пес-эпилептик. Не успел Кудрие удивиться этому явлению, как зазвонил телефон.
И в очередной раз расширил границы худшего.
– О нет!
Ему подтвердили, что да.
Он замолчал на секунду, чтобы перевести дыхание, и наконец ответил:
– Принесите мне эти письма и немедленно разыщите Бенжамена Малоссена и Жюли Коррансон. «Малоссен» и «Коррансон», – повторил он. – Пошлите за ними инспектора Карегга, он их знает. Поторапливайтесь.
Силистри вез Жервезу в больницу Святого Людовика, где под надзором неусыпного ока тамплиеров приходила в чувство Мондин.
– Когда я заходил, она еще спала. Хирург, который зашил ей плечо, сейчас как раз должен зайти проверить ее состояние. Вот видишь, она выкарабкалась…
Жервеза молчала. Силистри спросил:
– А как там все прошло, у Малоссенов?
Он вел медленно. Как после двух бессонных ночей. Не газовал, пуская машину катиться на передаче.
– Как они восприняли новость? Смерть папаши Божё, я имею в виду…
Малоссены. Шестьсу Белый Снег.
Жервеза была признательна Силистри за этот отвлекающий маневр.
– Лучше, чем можно было ожидать.
– Расскажи.
* * *
Едва Титюс и Жервеза очутились в утробе «Зебры», как сразу были поглощены галдящей оравой, не давшей им и рта раскрыть. Очевидно, приближалось время ужина, и в кулисах старого кинотеатра все кипело, грозя перелиться через край: страсть Клемана к Кларе, гнев Терезы на Жереми, нежная привязанность Сюзанны к этому семейству, кастрюли на плите и, наконец, ярость Верден, не терпевшей и малейшего промедления, если речь шла об ужине. Жереми, возомнивший, что именно он управляет этим оркестром, только подливал масла в огонь всеобщей неразберихи.
– Не смотри на меня так, Тереза! Ну глупо вышло с этой эпилепсией, согласен! Я первейший дурак, признаюсь! В любом случае, без Джулиуса спектакль – коту под хвост, довольна?
– «Довольна» не то слово…
– Некогда нам тут слова подбирать… Клеман, черт, помоги же, не видишь, что ли, выкипает!
– У меня подарок для Клары!
– Погоди ты со своими подарками! Клара, что ты уставилась на него как баран, лучше поди успокой Верден!
Дельное предложение: Верден вопила как ненормальная. «Ну все, пропал день», – подумал инспектор Титюс.
Но Клара спешила кое-как развернуть подарок Клемана, роясь в кипящем ворохе оберточной бумаги, на поверхность которого всплыл наконец модерновый фотоаппарат, электронная японщина, сгусток мигающих клеток, зажавших в своем обтекаемом кулачке лягушачий глаз («О, Клеман, зачем!» – «По случаю достал, дорогая!» – «Безумные деньги, наверное!» – «Как раз то, что надо, будешь снимать постановку!»), пока бедняга Жереми тщетно пытался избавиться от этой Верден, захлебывавшейся яростными воплями.
– Вот пропасть, ни черта же никуда не положишь, Сюзанна, ну полнейший же бардак в этой твоей лачужке! Надо срочно покормить Это-Ангела, а то Верден не заткнется. Где Это-Ангел? Да где же он?
– Здесь!
Инспектор Адриан Титюс почувствовал, как его шишка съезжает на затылок, когда заметил движущуюся прямо на него маску людоеда с вытаращенными глазами и окровавленным ртом.
– Здесь, – отвечал людоед глухим басом, – Это-Ангел здесь! Я его съел!
– Малыш! – заорал Жереми. – Я запретил тебе трогать Рождественского Людоеда! Это же часть декораций, Рождественский Людоед! Это тебе не игрушки!
Рождественский Людоед сполз набок, выдавая кудрявого мальчонку в розовых очках, с запотевшими от слез стеклами.
– Это я его нарисовал, это мой людоед. А ты, Жереми, уже всех достал, все командуешь, командуешь, командуешь! Ты, большой дурак, даже не знаешь, как детей делают!
Ревя громче, чем вышеназванная Верден, Малыш в розовых очках обнимал, прижимая к груди, светленького, как ясная звездочка, младенца, сиявшего совершенно необъяснимой улыбкой, совершенно…
– Дай мне Это-Ангела! Ты что, не видишь? Он хочет есть!
Но орущая Верден, камнем повиснув на руках у Жереми, не давала совершить этот обмен младенцами.
Тогда Жервеза, шагнув вперед, похлопала Жереми по плечу, протянула руки и сказала:
– Дайте мне.
Жереми, не заметивший, как вошли вслед за Сюзанной эти двое полицейских, без лишних вопросов спихнул Верден на руки незнакомке.
И наступило молчание.
Верден умолкла.
Самым неожиданным образом.
Тишина, да такая, что планеты, казалось, остановили свой бег.
Такая, что инспектор Титюс даже пошатнулся, внезапно оглушенный ударами пульсирующей крови по куполу его шишки.
Все застыло.
Головы, одна за другой, поворачиваются в сторону новоприбывшей.
Которая улыбается, глядя на Верден.
И которой Верден улыбается в ответ.
«Да, – подумал инспектор Титюс, – одна из тех пауз, когда в темноте кинозала все ждут реплику, которая круто изменит весь фильм».
Эту реплику и произносит Жереми, четко выговаривая каждое слово и глядя прямо в глаза Жервезе:
– Был только один человек в мире, которому это удавалось.
На что Жервеза отвечает:
– Это мой отец.
Фотовспышка Клары ловит фразу налету. Едва сноп вспышки погас, как Жереми тут же:
– Дочь Тяня? Вы дочь дядюшки Тяня!
Он уже не спрашивает, а утверждает, с наслаждением.
– А ты, значит, Жереми.
«Ну надо же, – подумал инспектор Титюс, – кто бы знал, что этот кошмарный денек закончится роскошной сценой на библейский сюжет».
– Жервеза? – переспросил Жереми.
– Да, – кивнула Жервеза.
– А та, что только что сфотографировала нас с Верден, стало быть, Клара, – уточнила она.
«Ну точно, – продолжал мысленный монолог инспектор Титюс, – прямо Земля Обетованная».
– Жервеза…– прошептал Жереми.
Он с удовольствием растягивал это имя, будто проверяя его эластичность:
– Жэээрвэээзааа…
В то же время инспектор Титюс мог наблюдать, как зреет новая мысль в голове этого проказника. «С этим – держи ухо востро», – подумал он.