– Откуда деньги-то?
– В рассрочку взял! Одну услугу приятелю оказал, а он смешную сумму запросил! На зарплате это не отразится, не бойся!
Тоня довольно вздохнула. Ширшов решил выдать главный козырь:
– Так что вопрос переезда на дачу решен!
– Ох, как мать-то обрадуется! – заулыбалась Тоня и представила, что весь салон машины заполнен рассадой, а их с мамой еле видно из-за обилия зелени. Заметив улыбку на лице жены, Ширшов попросил об одной услуге:
– Ты только матери пока ничего не говори! Она меня вконец задолбает своими расспросами! Скажешь так: один приятель за границу уехал, машину мне на лето оставил, езди, мол, чтоб не заржавела. Скажи: бесплатно оставил! Ну а потом, если все срастется, тыры-пыры и все такое прочее, мы ее тогда, возможно, и выкупим! Договорились?!
Тоня кивнула, прижалась к нему. Он обнял ее.
– А хорошо в своей машине, – вздохнув, прошептала она. И вновь зажмурилась и представила, как тонет в рассаде.
Усталая Зоя вернулась домой после работы. Раздевшись, прошла с сумкой на кухню, включила там свет и подошла к плите. Суп и рис с котлетами, стоявшие на конфорке, были не тронуты. Она нахмурилась и прошла в комнату сына. Тот лежал, уткнувшись лицом в подушку. Зоя присела на кровать. Над ней, на стене, висел портрет Блока.
– Ты что, заболел? – встревожилась она, дотронулась до лба сына.
Тот вдруг резко повернулся к ней, взглянул на нее.
– Мама, я совершил ужасный поступок!
– Что?! – Зоя всерьез перепугалась, даже вскочила.
– Не знаю прямо, как тебе и сказать…
– Да говори же! – крикнула Зоя.
– Ко мне пришел мой товарищ, сказал, что проигрался в карты и должен срочно отдать четыре тысячи рублей, иначе его убьют. Я знал, где у тебя лежат деньги, ну и дал ему эти четыре тысячи! Я заработаю, мам, и тебе отдам! Поеду в стройотряд летом, заработаю и отдам!
Зоя обмякла, простонала:
– Фу-ты, а я думала, что-то серьезное! Ты знаешь, как его фамилия, где он живет?
– Знаю. А тебе зачем?
– Пойдем в милицию и заявим об этом!
– Но я же ему сам отдал!
– Скажем, что он хитростью выманил у тебя эти деньги!
– Но я осознанно отдал. Я подумал, что всю дальнейшую свою жизнь буду мучиться тем, что мог спасти человека и не спас. Я бы не смог дальше жить с этой мыслью! Я отдам тебе эти деньги, мама! Клянусь тебе! Честное слово!..
Зоя была в смятении.
– Скажи только честно: это ты проигрался в карты? – подозрительно спросила она.
– Мам, я не играю в карты, ты же знаешь! Все, что тебе рассказал, чистая правда! Он даже заплакал, и я решил, что должен ему помочь! Или ты считаешь, что это дурной поступок?
Зоя молчала, не зная, что ответить сыну. Антон понял, что сейчас настал решительный момент, и решил идти напролом.
– Мне важно знать: это хороший поступок или дурной? – снова спросил он.
Зоя вздохнула, опустилась на рядом стоящий стул, ноги уже не держали ее, покачала головой.
– Как ты будешь жить с такой нежной и чувствительной душой?! – проговорила она. Затем погладила сына по голове, медленно поднялась и пошла на кухню. Антон двинулся за ней.
– Тебе жалко этих денег? Я их заработаю и отдам, клянусь тебе!
Зоя подошла к столу и начала разбирать сумку, вытаскивая оттуда кусок окорока, печень трески, гусиный паштет, банку крабов и другие деликатесы.
– Мне не жалко этих денег, но твой товарищ мог и обмануть тебя!
Антон сделал удивленное лицо:
– Зачем ему меня обманывать? И потом, я знал, что он играет. Они собираются по ночам, расписывают пульку. Играли по мелочи. А тут их понесло. Я его не оправдываю. Сейчас, уже трезво рассуждая, я бы отказал ему, но, когда он пришел ко мне, просто не смог! Понимаешь?
– Ладно! Я хотела купить тебе машину, чтоб летом ездить на дачу, на права же ты сдал, но теперь придется с этим повременить. Может, оно и к лучшему! Сейчас все так лихачат! – Она улыбнулась, повернулась к сыну, обняла его.
– Давай договоримся: ты больше никогда, не посоветовавшись со мной, не станешь принимать такие решения! Даешь слово?!
– Даю, – тихо выговорил он. Она подняла его лицо, на глазах сына блестели слезы. Она вконец растрогалась.
– Ну, все-все! Я не сержусь! Давай ужинать! Ты опять ничего не ел! Это какое-то наказание, – тяжело вздохнула она.
Потом зажгла газовую горелку, поставила суп разогреваться.
– Иди мой руки, а я пойду переоденусь! Устала как собака, – проговорила она и ушла в свою комнату.
Антон обнаружил среди свертков нежный окорок, понюхал его, отрезал кусок, намазал горчицей, отломил от длинного батона кусок и стал жадно есть. Включил маленький телевизор на кухне, показывали вечерние новости. Антон, не выпуская бутерброда из рук, вернулся к себе в комнату, увидел книгу Солженицына – край ее торчал из-под подушки – и застыл как вкопанный. Он слышал от друзей, что эта книга многим принесла несчастье, но то, что она обошлась ему слишком дорого, он понял только после разговора с матерью. Он со злостью взял ее в руки, открыл на первой странице и начал читать заново.
Было уже довольно темно, полковник сидел, покачиваясь, на качелях, когда во двор въехало такси. Из машины вышла Маша, направилась к подъезду. Скачко, заметив ее, поднялся и тихо, по-кошачьи, двинулся за ней, стараясь, чтоб она не заметила. Когда она схватилась за ручку двери, он шепотом окликнул ее по имени. Она ничуть не испугалась, повернула голову, и в этот миг он вынул из-под плаща букет роз, протянул жене.
– Поздравляю с днем рождения, Машенька! Ты уж прости меня! Вчера всю ночь проторчал на работе, спал четыре часа, хотя понимаю, что оправдания мне нет!
– Спасибо, – сухо ответила Маша и взяла цветы. Лицо у нее было грустное.
– У родителей была?
Она кивнула:
– Мог бы приехать или хотя бы позвонить. Папа с мамой опять обиделись.
– Я звонил, приезжал, шампанское в холодильнике стоит! Я себя не оправдываю! Даже работу свою чуть ли не возненавидел! Не сердишься? Ну скажи, нет?..
Маша вздохнула:
– Я вчера ночью чуть с ума не сошла! Ты не пришел, не позвонил. Что я должна была думать? Что ты борешься с преступниками или счастливо засыпаешь в объятиях чужой женщины?!
Она взглянула на него. Он натянуто улыбнулся.
– Ну, ясное дело, засыпаю в объятиях чужой женщины, – пошутил он.
У Маши округлились глаза, она бросила ему в лицо цветы. Они рассыпались, упали на землю.
– Дурак! – крикнула она и, хлопнув дверью, убежала в подъезд. Полковник поморщился.