– Родители завтра едут на дачу! Приглашали и нас! Поедем? Погода чудесная. Ты же давно не был на природе. – Маша налила мужу и себе чаю.
Полковник ответил не сразу:
– У меня вряд ли получится.
– Родители очень просили. Все же выходные, – настойчиво проговорила она.
Скачко вздохнул:
– Эта работа… забирает столько сил. К концу дня уже просто никакой!
– Вот и отдохнешь! Ты же помнишь, там лес, озеро, отец построил чудную баньку! – радостно сообщила она. Скачко молчал. Маша продолжила: – Родители всегда очень хотели наладить с тобой хорошие дружеские отношения. А ты сам и шага не сделал навстречу!
Скачко молча прихлебывал чай, обдумывая слова жены. Потом ответил:
– Мне нравятся твои родители, они милые, добрые люди! Но у меня сейчас жуткая запарка! Ты не представляешь…
Маша помрачнела:
– И представлять не хочу. Такое ощущение, что я тебе просто в тягость.
Скачко возмутился, нахмурился.
– Не говори глупости! Просто пойми, происходит резкий поворот в жизни государства, грядет смена руководства, Брежнев болен! Что будет дальше, неизвестно. Мы все на ушах стоим!
– Пора бы спуститься с ушей на грешную землю, – иронично усмехнулась Маша.
Скачко еще больше помрачнел. Взглянул на часы и поднялся.
– Извини, мне пора! Ты, конечно же, поезжай на дачу! Глупо торчать в душном городе! И оставь мне адрес, я прикину, постараюсь вырваться! Может, и получится.
Он подошел, поцеловал ее в макушку и ушел. Маша опечалилась надолго и всерьез. Включила кран, начала громко греметь посудой. Потом бросила щетку в раковину и заплакала.
Скачко подъехал на служебной «Волге». Во дворе управления его поджидал Боков. Когда полковник вышел из машины, майор протянул ему сигарету. Полковник помедлил, но взял. Боков дал прикурить. Рядом стояли «Жигули» Ширшова. Полковник взглянул на машину. Хотел было что-то спросить, но в это время Боков затараторил:
– Как оказалось, у Капустина старшая сестра – заместитель заведующего орготделом горкома партии. Она года два назад и пристроила его к нам. Так что он человек пришлый, со стороны.
Скачко задумался, хмыкнул:
– Уже интересно!
Боков выпустил дым колечком и продолжил:
– Мать Капустина умерла, когда тому и десяти не было, так что сестра его и воспитала! Если мои подозрения верны, Капустин вполне мог поставить «жучок» у нас, или у генерала, или в камере для допросов!
– Ну, «жучки» у нас всегда под строгим контролем, а на Западе один такой стоит несколько тысяч долларов. Уж не говоря о том, что еще достать надо ухитриться! – начал свой анализ ситуации Скачко.
Но Боков не унимался:
– Забываешь про наших умельцев! Помнишь дело Майданова? Его прослушивали! И какое устройство наш студент-физтеховец сконструировал! Супер!
Скачко кивнул.
– Ладно, оставим как версию! Чья тачка появилась во дворе? Вроде бы раньше не видел. – Он кивком указал на «Жигули».
– Ширшов прикатил. Сказал – приятель куда-то уехал, отдал ему на лето. – Боков мельком бросил взгляд на «Жигули» и вновь принялся рассуждать вслух: – А что, если горкомовцы нас на понт взяли?
Скачко направился к подъезду управления и на ходу заметил шагнувшему следом Бокову:
– Там люди серьезные. Бросаться такими фактами они не будут. Но как версию тоже можно оставить.
Скачко вошел, а Боков остался докуривать вторую сигарету. Когда он нервничал, то выкуривал по две сигареты подряд.
Старшинов и Беркутов сидели на заднем сиденье министерской «Волги», которая медленно двигалась по набережной Москвы-реки.
– Извини, что выдернул с работы, да еще таким способом разговор веду, но все оказалось серьезнее, чем мы думали! Веру не освободят, от нее требуют компромат на тебя, а значит, через тебя подбираются ко всем нам! И даже выше!.. Рыбинец не зря на Старую площадь перебрался, он хоть теперь и секретарь по международным делам, но мужик мстительный, хваткий. Если уж вопьется, не оторвать. Так что, думаю, от прежних своих замыслов не отказался!
Беркутов побледнел, ослабил узел галстука. Старшинов достал карамельки, протянул ему. Беркутов отрицательно покачал головой. Старшинов развернул одну, бросил в рот.
– Барбарис, кисленькие! Однако не паникуй! Нас не так просто проглотить! Еще сто раз подавятся! Аримина мы отбили, дело прекращено, и тебя отобьем! А выдернул я тебя, чтоб настороже был! Предупредить. Аппетиты клиентов поумерь, просчитывай каждый шаг! Ты понял?
Беркутов кивнул. Старшинов, посасывая карамель, подытожил:
– На войне пострашней было! Останови, Егорыч! – обратился он к своему водителю, и тот послушно притормозил у обочины.
Беркутов и без Старшинова понимал, что нужно работать как можно осторожней. Однако непонятно, как быть с подношениями наверх.
– А как с почтовыми отправлениями?
Старшинов задумался, поморщился.
– Теперь только нам! И чтоб сам больше никуда не совался! Все нам! Костиков приедет, подскажет, как дальше действовать, он голова! Не хандри, пробьемся! Медку не забудь, как обещал! А то мои внуки, оглоеды, едва банку притащил в дом, вмиг слопали! Хватился, а там шиш! Ну, ладно, все!
Он хлопнул его по плечу, ободряюще кивнул. Беркутов вышел из машины.
«Волга» Старшинова отъехала. Беркутов постоял немного, потоптался – никак не удавалось прийти в себя после этого разговора. Подъехала его «Волга» с Максимычем за рулем, остановилась рядом. Но Беркутов словно этого не заметил. Стоял, не в силах сдвинуться с места. Смотрел на Москву-реку, закованную в каменные плиты набережных. Посреди безмятежно скользил белый речной трамвайчик с бьющимся на ветру флажком. Максимыч не выдержал, выглянул из машины.
– Георгий Константиныч! Вы же к трем обещали вернуться, у вас встреча какая-то важная, – напомнил он.
Беркутов взглянул на Максимыча, попрощался взглядом с вольным речным трамвайчиком, хмуро кивнул и сел в машину. Захлопнул дверцу, и они отъехали.
Скачко стремительно прошел по коридору, вошел в приемную Култакова. Адъютант не ожидал его внезапного появления и что-то спрятал в один из ящиков стола. Потом поспешно поднялся и нервно одернул китель, точно его уличили в чем-то постыдном.
– Вы к генералу?
– Да, он меня вызвал! – удивился Скачко. Странно, что адъютант не знает об этом.
Но адъютант поспешил заметить:
– Да, конечно… Хорошо, проходите!
Скачко открыл дверь и, войдя в кабинет, вытянулся по стойке «смирно». Култаков, как всегда, что-то искал на столе.