Book.

Это место я перечитал дважды. Ну вот, теперь уже и этика. В своей Системе — пожалуйста, можно не стесняться, но неэтично высовывать нос за орбиту Плутона. Так, что ли? Да ведь унизительно это, товарищ Греков! Неужели ты думаешь, что, встретясь на планете икс с разумными существами иного мира, мы вступим с ними в драку из-за приоритета?

Не раз приходилось мне схватываться с проповедниками космического изоляционизма. Что ж, придётся схватиться и на этот раз. Я начал обдумывать тезисы будущей статьи. Поменьше язвительности, побольше аргументов…

Тут в библиотеку протиснулся Всеволод:

— Старший, радио от Олега. Он вылетает.

Я взглянул на часы, раскрыл астрономический ежегодник. Ганимед сейчас примерно в тысяче мегаметров от Юпитера, а Четырнадцатый спутник — в ста пятидесяти семи. Скоро он выплывет из-за экватора Юпитера, этот шустрый спутник, которого только большая скорость обращения — десять часов с мелочью — удерживает от того, чтобы плюхнуться в бездонные глубины планеты. Ну что ж, не раньше как утром вернётся Олег на своей десантной лодке.

— Вся станция переживает за Лену, — принялся Всеволод посвящать меня в местные дела. — У неё знаешь как с Олегом? Дружба ещё со школьной скамьи. Они вместе кончили астрофизический и вместе отправились на Ганимед. Они никогда не разлучались, слышишь, старший?

— Не может быть, — проворчал я.

— Бен-бо! После первой смены он уговорил Лену остаться ещё на год, а потом и на третий.

— Ну, и почему вся станция переживает? Он же уговорил её, а не принудил силой.

— Скажешь! — Всеволод прыснул.

— В программу твоей практики не входят ганимедские сплетни.

— Да какие сплетни! Это…

— В твою программу входит космонавигационная практика, самостоятельные расчёты, организация службы, зачёт по устройству корабля. Или, может быть, я ошибаюсь?

— Не ошибаешься, старший.

— Ну, так пойдём, будешь сдавать устройство корабля. Ты готов?

— Подумаешь, «Т-9»! — сказал Всеволод. — Кто не знает «Т-9»!

Ну и задал я ему жару! Несколько часов без передышки мы с ним лазали по кораблю. Я клал ладонь на какую-нибудь магистраль и спрашивал: «А это что?» Я тыкал пальцем в переборку и спрашивал: «А что здесь?.. Как подаётся сюда воздух?.. Аварийное электропитание?» Я велел ему снять крышку главного распределительного щита и вникать в тонкости автоматических приводов. С практиканта пот тёк ручьями. В дерзких кошачьих глазах появилось паническое выражение. Наконец он сдался.

— Нас никогда так не экзаменовали, — сказал он скучным голосом. — Я не автомат и не обязан знать эти системы.

— Ты собираешься летать на кораблях, не так ли? Или, может, ты не будешь летать самостоятельно?

— Буду, — твёрдо сказал Всеволод.

— Тогда возьми спецификации и изучи все до последнего контакта. Когда будешь готов, продолжим зачёт.

Под утро население Ганимеда высыпало наружу встречать Олега Рунича.

Только Всеволод не вышел — он сидел в кают-компании и изучал спецификации.

Десантная лодка Олега мягко села, выпустив длинные лапы упоров. Из лодки вылез человек в скафандре и скачками побежал к площадке. За плечами у него висел туго набитый рюкзак.

— Контакт? — услышали мы его возбуждённый голос. — Контакт! Эврика!

Все пришло в движение. Обе смены ганимедцев взяли Олега в плотное кольцо, загалдели, по рукам пошла какая-то плёнка.

— Типичная запись биомассы.

— Такие уплотнения может дать и эхо.

— Ну да, скажешь! Явный контакт.

— А почему здесь размыто?

— Да не рви плёнку из рук! Ребята, так нельзя! Пошли в лабораторию.

Скафандры оставили в шлюзе станции, но и без скафандров мы с трудом поместились в тесном отсеке лаборатории. Приходилось стоять вплотную друг к другу.

Олег Рунич был ростом мелковат и неширок в плечах. Не сказал бы, чтобы он возмужал за эти три года — с тех пор как я высадил его на Ганимеде. Только вот его мальчишеское лицо обросло рыженькой клочкастой бородкой да кожа стала желтоватой, будто навсегда лёг на неё отсвет Юпитера.

— Ничего неожиданного! — слышал я хриплый голос Олега. — Все прежние зонды не доходили до поверхности, вот и всё. Не пробивали атмосферу. А этот пробил! Вот, смотрите… Нет, дайте большую карту, где она? — Он разложил на столе карту Юпитера и ткнул пальцем в точку южного полушария. — Вот, на двадцатом градусе. Я прощупывал эту полосу, зонд был послан сразу после прохождения Красного пятна, последний зонд. Я уж не ожидал ничего путного, начал сворачивать станцию, готовиться к отлёту — и вдруг сигналы! Контакт!

— Погоди, Олег, — сказал Крогиус. — Записи надо обработать, тогда посмотрим. Такие пики может дать и эхо.

— Какое там эхо! — У Олега был такой вид, будто сейчас он бросится на Крогиуса. — Самый настоящий контакт с биомассой. В океане Юпитера есть органическая жизнь, никаких сомнений. — Он сморщился и схватился за горло. — Дайте попить чего-нибудь…

Лена принесла ему кружку витакола. Олег мигом осушил её.

— Уф-ф… Хорошо! Давно не пил. Я там упустил тубу с витаколом, теперь она крутится вокруг Четырнадцатого. — Олег коротко хохотнул. — Ну ладно. Помогите, ребята, погрузить зонды, десять штук.

— Ты что, — сказал Крогиус, — собираешься обратно на Четырнадцатый?

— Ну, ясно. Где Ференц? Надо проверить дыхательный прибор…

Тут все заговорили разом, а громче всех — мой Кузьма. Он потрясал у Олега под носом пачкой радиограмм. Ребята из новой смены тоже ярились: надоела толчея на станции, пора начинать нормальную работу. Ждали, ждали Олега, а теперь снова ожидать? Ну нет! Они и сами умеют забрасывать удочки в океан Юпитера. Пусть Крогиус со своей сменой сегодня же уберётся с Ганимеда.

Мимо меня прошла Лена, она проталкивалась к двери. Её худенькое личико было прозрачно-бледным, напряжённым, уголки губ горько опущены.

— Да не могу я улететь, — говорил Олег, удивлённо вздёрнув брови. — Как вы не понимаете…

— И понимать нечего, — отвечали ему. — Собирай вещички, не задерживай свою смену.

— Мы тут сами разберёмся, что за рыбки плавают в Ю-океане.

— Не ты один планетолог на свете.

Кузьма протиснулся ко мне:

— Почему молчишь, Улисс? Назначь время отлёта, и дело с концом.

Действительно, это было проще всего: отлёт корабля, назначенный, скажем, через час, автоматически прекратил бы спор. Но я медлил. Не хотелось директивно вмешиваться в их дела.