У Уильяма заболела грудь, как будто кто-то сел на нее.
— Нет! — резко возразила Маркейл. — Колчестер заботился обо мне не так, как это делал ты. Он со всем разобрался спокойно и рассудительно, я благополучно продолжила свою карьеру, и ничья жизнь не изменилась к худшему. Если бы там был ты, все пошло бы кувырком. Я осталась бы без работы, а ты лишился бы своей должности и будущего…
— Постой. Какая связь между моей должностью и… — До него начало доходить. — Проклятие, это князь, да?
— Не важно, кто это был. — Маркейл покраснела. — Это было восемь лет назад. И с тех пор как я под покровительством Колчестера, никто не осмеливается обращаться со мной иначе, как с уважением.
Уильяму неприятно было это признавать, но в том, что сказала Маркейл, была доля правды. Он был вспыльчивым юношей, быстрым на гнев и еще более быстрым на обвинение. Однако с тех пор жизнь многому научила его, в том числе благоразумию.
Сейчас Уильям смотрел на Маркейл и любовался: солнечный свет играл в ее черных волосах и освещал кремовую кожу, которая светилась, как будто ее посыпали перламутром; ее большие глаза были обрамлены густой бахромой ресниц, а ее рот — немного большой для классической красавицы — свидетельствовал о глубоко страстной и чувственной натуре. Маркейл зачаровывала, от нее трудно было отвести взгляд. Неудивительно, что князь, да и другие мужчины теряли голову.
— Уильям, я должна встретиться с этим шантажистом и остановить его. Мне надо думать о сестрах. Их судьбы не должны зависеть от моей сомнительной репутации. Я достаточно накопила средств, чтобы каждой обеспечить приданое, и, как мы условились, самая старшая из моих сестер выйдет в свет в предстоящем сезоне. Я не могу пассивно ждать, что все разрешится само собой, и позволить кому-то разрушить то, на что я потратила так много сил.
— Значит, на твоих плечах лежит забота о семье.
Маркейл кивнула — с потухшим взором, но в то же время величественно, как ребенок в обществе взрослых, пытающийся продемонстрировать солидность, которой еще не приобрел.
— Ты часто видишься с сестрами?
— Я встречаюсь с ними, когда могу. — По ее лицу пробежала тень. — Они не могут на публике показать, что знакомы со мной, поэтому я навещаю их, когда отца нет дома.
Уильям подумал о собственной семье, о том, как близки были они все и как стремились поддерживать друг друга. Это путешествие для Маркейл было не жертвой, а приятным долгом. Она в полной мере осознавала его в отличие от своего никчемного, но тщеславного отца. Было бы неплохо сказать этому чертову ослу пару слов о том, что семья важнее общества, нельзя думать только о себе.
— Ну вот, теперь ты все знаешь, — грустным тоном сказала Маркейл.
Уильям понял, что она приняла его молчание за осуждение.
— Жаль, что ты не рассказала мне все это тогда. Почему ты этого не сделала?
— Секрет моей жизни не принадлежит мне одной, я не могла его открыть.
— Маркейл, — он наклонился вперед, его синие глаза почти пылали, — я был не просто случайным прохожим, не зрителем, который восхищался тобой на сцене. Я любил тебя. И уже поэтому заслуживал знать правду.
— Это была моя ноша и ничья больше.
— Проклятие, Маркейл. Когда кого-то любишь, делишься с ним всем. Не только хорошим, но и плохим, сложным, страшным. Это все часть тебя. Если ты этого не делаешь, то и любовь постепенно идет на убыль. — Он покачал головой. — Теперь я понимаю, насколько мы оба были не готовы к нашим отношениям.
Это было обидно, но Маркейл постаралась остаться невозмутимой.
— Мы были совсем юными. Что мы знали о жизни?
Уильям насупился, но ничего не сказал, хотя ей показалось, что он не согласен с ней. Подняв руку, он просто постучал кулаком в крышу, и экипаж почти тотчас замедлил движение.
— Я поеду верхом вперед и попробую что-нибудь узнать о неуловимой мисс Чаллонер, — сказал Уильям, взяв накидку и шляпу.
— Удачи тебе. — Маркейл почувствовала легкое разочарование. Она почти ощущала его недовольство, но, во всяком случае, радовалась, что рассказала ему правду. — Пожалуй, я вздремну, так как спала нынче совсем немного.
Экипаж остановился, Уильям вышел и, задержавшись, достал из багажника под сиденьем деревянный ящик. Когда он его открыл, там оказалось два пистолета.
— Зачем они?
Голос Маркейл слегка дрожал, она никогда не задумывалась над тем, что ему может грозить опасность.
Уильям проверил, заряжены ли пистолеты, и, очевидно, оставшись довольным, заткнул их за пояс и прикрыл накидкой.
— Очень надеюсь, что их никогда не придется использовать, но я был бы дураком, если бы не приготовился к худшему.
— Но ты… ты же возьмешь с собой Постона?
— Боишься, что я заблужусь?
Он поднял бровь.
— Нет, я просто подумала, что слежку надо поручить ему, ведь ты сказал, что он превосходный разведчик.
— Это так, но я хочу, чтобы он остался здесь и следил за экипажем.
И за тобой.
Последних слов Уильям не произнес, но Маркейл их услышала и бросила в ответ:
— А я хочу, чтобы он был с тобой и следил за твоей безопасностью.
Уильям удивился, но потом усмехнулся:
— Это хорошо, что он мой слуга. Встретимся, когда остановимся поить лошадей.
Он убрал на место в багажник пустой ящик и, не оглянувшись, закрыл дверцу экипажа.
Маркейл услышала тихий разговор, потом стук копыт лошади, скачущей мимо, и экипаж, вздрогнув, снова пришел в движение.
До конца дня она больше не видела Уильяма.
Письмо Майкла Херста брату Роберту, находящемуся в Лондоне в министерстве внутренних дел.
«Еще раз я удивлен ценами, которые ты потребовал за несколько последних присланных мной древностей. Вырученными суммами я смогу оплатить еще по крайней мере две экспедиции.
Однако последнее время я мало думаю о финансовой стороне дела. Изучение этих древних цивилизаций помогло мне лучше осознать свою смертность. В жизни любого человека наступает время, когда он с сожалением оглядывается назад и вспоминает какой-то момент — неправильное решение, не совершенный поступок или, напротив, опрометчивый шаг, — из-за чего он упустил драгоценную возможность что-то изменить в своей жизни к лучшему.
Прошлое нельзя прожить заново, но будущее — это возможность многое исправить».
Экипаж несся на внушительной скорости и только ближе к вечеру остановился в маленькой деревушке. Уильям оставил для Постона записку в единственной гостинице.
Маркейл с нетерпением смотрела, как Постон пробегал глазами наспех написанное послание.