— Я предпочитаю оставаться такой, какая я есть. Тем не менее сегодня вечером мы собрали кругленькую сумму… и никаких трупов! Ничто не омрачило праздника…
На пути в гостиницу Альдо рассказал Адальберу о приглашении шотландца.
— Думаю, с этим дело не затянется. Я намерен как можно быстрее вернуться в Венецию.
— Правда? Я бы заподозрил обратное.
— Что ж, ты ошибся…
И Морозини добавил упавшим голосом, невольно выдав свою усталость:
— Я не сверхчеловек, Адаль! Не помню, кто сказал, что лучший способ забыть искушение — это уступить ему. Но есть такие искушения, которые подвергают опасности саму душу…
Египтолог, испытывая явное облегчение, взял друга под руку.
— Душу — нет… а вот семью — да, — понимающе вздохнул он. — Эта Полина выглядит еще более обольстительной, чем раньше. И я знаю почему.
— Да?
— Слушай, не разыгрывай из себя скромника! Она влюблена в тебя, и ты, конечно, об этом знаешь. Поэтому я вполне одобряю твое желание воплотить в жизнь афоризм Наполеона: «В любви единственная победа — это бегство».
Они прошли в решетчатые ворота гостиницы, внутри которой уже трудились уборщицы. Альдо уселся в кресло на террасе.
— Ты полагаешь, она меня любит?
— Да ничего я об этом не знаю! — проворчал Адальбер, злясь на самого себя. Он всего лишь хотел подсластить Альдо горечь расставания с Полиной, но не подумал о том, что совершил крупную ошибку. — Слушай, если бы я не знал того, что знаю, сказал бы тебе: ты жаждешь ее, удовлетвори свое желание, а потом сразу прыгай в Симплон-экспресс [75] ! Но…
— Что означают эти слова: «Если бы я не знал…»?
— …что дело уже сделано! Прости, но прошлым летом я случайно услышал, что происходит за дверью известной тебе библиотеки в одном американском доме.
— Ах так!
Альдо был слишком ошарашен, чтобы рассердиться. Он взглянул на друга с виноватым видом.
— И ты думаешь?
— Это должно стать последней ночью казановы! Если подобное повторится, тебе будет еще труднее оторваться от нее, и к жене ты вернешься в жалком состоянии… А теперь иди спать! Ты устал и, как и я, слишком много выпил. Несколько часов отдыха, контрастный душ — и ты будешь смотреть на вещи иначе. Хочешь, я поеду в Венецию с тобой…
— А это мысль! Тем хуже для ужина у Кроуфордов! Отвезем тетушку Амели в Париж, и в путь!
— Но не забудем все же попрощаться с Лемерсье!
Альдо еще спал крепким здоровым сном человека, принявшего правильное решение, когда зазвонил телефон. Портье сообщил своим любезным ровным голосом, что журналист Мишель Бертье ждет у стойки и просит немедленно принять его.
Альдо бросил взгляд на часы и убедился, что уже полдень: час более чем пристойный для визита.
— Попросите его подняться минут через десять. И принесите очень крепкого кофе! На двоих!
Быстро вскочив с постели, он устремился под душ, и не дожидаясь, пока вода нагреется, энергично растерся, опрыскался английской лавандой и оделся по-домашнему: серые фланелевые брюки, свитер того же цвета, белая рубашка. Он причесывался, когда в дверь постучали: сначала появился официант с подносом, на котором стояли кофейник и чашки, а следом — Бертье, чей помятый вид говорил о том, что ночью ему спать не пришлось.
Кроме того, он выглядел явно расстроенным, что было ему несвойственно. Этот журналист комплекции игрока в регби, ростом под метр восемьдесят, отличался несокрушимым здоровьем и не был склонен к душевным переживаниям. С благодарностью приняв предложение присесть, он рухнул в комфортабельное кресло, взял протянутую ему чашку и залпом выпил обжигающий кофе еще прежде, чем ушел официант. Альдо сразу налил ему еще одну.
— Похоже, что-то не ладится? — спросил он, сделав глоток из своей чашки.
— Все не ладится! Малышка Отье исчезла!
— Как это исчезла?
— Улетела, испарилась! Впрочем, мне кажется, «исчезла» — глагол вполне подходящий для данной ситуации. Объясняю: вчера, во второй половине дня, мы увидели, как она вернулась домой, и после этого все время оставались на месте.
— Мы — это кто?
— Я и мой коллега Ледрю, фотограф, с которым мы обычно работаем вместе. Мы засели в моей машине, которую поставили чуть в стороне от решетки, чтобы наблюдать за всеми возможными перемещениями. Признаюсь вам, мы уже думали, что напрасно тратим время. Все было так спокойно! В такую теплую погоду люди всегда выходят подышать свежим воздухом, а тут на улице и кошка не пробежала!
— В этом квартале при каждом домике есть садик! Люди дышат свежим воздухом на своих участках!
— Вы ничего в этом не понимаете! В моей деревне в департаменте Эндр-э-Луар все имеют свой сад. Что нисколько не мешает людям выходить на улицу со стульями и табуретками, ведь всем хочется рассказать друг другу последние новости или сплетни…
Морозини сделал нетерпеливый жест, и журналист вернулся к прерванному рассказу.
— Продолжаю! Мы решили наблюдать по очереди. Около полуночи я встал на вахту и вскоре услышал какой-то шум. Довольно сильный, как будто кто-то вколачивал в стенку гвоздь, чтобы повесить картину, или нечто в этом роде. Я разбудил Ледрю…
— И вы пошли посмотреть?
— Под каким предлогом мы могли бы войти в дом? Вернувшись, мадемуазель закрыла ставни и включила свет. Когда послышался шум, окна все еще были освещены. Тем не менее я перелез через ограду и попытался хоть что-то увидеть в щель между ставнями. И разглядел ножки мадемуазель, очевидно сидевшей в кресле. Ножки хорошенькие! Тут и шум прекратился, поэтому я вернулся к машине. В конце концов мадемуазель потушила свет, а вахту принял Ледрю. Ночь прошла без всяких происшествий. Утром мы увидели машину молочника. Он позвонил, затем, не желая ждать, поставил бутылку перед воротами и уехал. За бутылкой никто не вышел, но мы не беспокоились, полагая, что мадемуазель спит. А потом явился почтальон. Он принес не письма, а маленький пакет, за который кто-то должен был расписаться. Поэтому он звонил и звонил, довольно долго. Наконец оставил что-то вроде уведомления и ушел. «Вот теперь можно идти!» — сказал мне Ледрю, достав свой швейцарский нож. С его помощью мы без труда открыли решетку, предварительно оглядевшись и убедившись, что никто нас не видит. Дверь в дом поддалась с такой же легкостью, и мы вошли. Внутри все картины валялись на полу, мебель была опрокинута. Мы позвали мадемуазель: нет ответа! Тогда мы обошли весь дом и в спальне, где, похоже, спит девушка, обнаружили разобранную постель в беспорядке и распахнутое окно… которое, как вы, наверное, знаете, выходит на дорожку, ведущую к какой-то пристройке…
— Это мастерская ее деда. Вы туда зашли?
— Естественно, но там не было ничего интересного, кроме подобия алтаря, на котором красовался бюст обнаженной женщины, показавшийся нам довольно странным. Перед ним стояли свечи, должно быть, ночью их зажигали: в мастерской сильно пахло остывшим воском. Потом мы обыскали сад, но нигде не нашли никаких следов мадемуазель Отье. Ледрю хотел идти в полицию, а я подумал, что сначала надо предупредить вас, потому что именно вы нас туда послали…