На другое утро приходится рано вставать и отправляться за покупками. Когда дедушка Хуго проснется, завтрак уже должен быть на столе, а в доме даже хлеба нет. Я пускаюсь в путь, вскинув мой рюкзачок на горбатую спину. В отдельной сумочке список покупок, ключи и денежки. Для двоих продуктов потребуется вдвое больше. Феликс кое-что мне уже прикупил, но я все время забываю что-нибудь, так что он привез не все. Когда Хуго у меня появился, мои детки сочли своим долгом мне названивать, справляться, что да как, не надо ли чего. Теперь страсти улеглись, все, видимо, решили, что мы, двое стариков, обойдемся и без них, сами справимся.
В супермаркете я прикрепляю сумку к коляске для покупок и кладу на весы два банана и три яблока. Стоило мне отвернуться, как некий юноша хватает мой кошелек и уносится прочь, перепрыгивая через препятствия. Две продавщицы бросаются за ним в погоню, но за этим бегуном в футбольных бутсах им не угнаться, куда там. Сама-то я, правда, в кроссовках, но стою как вкопанная, с места сдвинуться не могу. Сотню марок увел! Слава Богу, еще сумочка мне осталась, а там — документы, ключи и запасные очки. Первый раз в жизни приходится мне в кассу платить не наличными, а банковским чеком. Делать долги я не желаю ни в коем случае.
Иду домой, вдруг мне становится дурно, голова кружится, совсем как у Хуго тогда на кладбище. Я знаю как свои пять пальцев все окрестные скамейки, надо присесть и переждать, пока пройдет. Обойдусь без посторонней помощи. Хуго, должно быть, сидит и удивляется, куда это я запропастилась и когда же будет готов завтрак?
Но дома все тихо. Наверное, бездельник еще спит. Суетиться не надо, разложу спокойно продукты, стол накрою, кофе поставлю. Ой, что это? Звук какой странный! Не упал ли Хуго в ванной? Он ни разу еще не мылся у меня, с тех пор как приехал. И я сознательно избегаю заводить разговор на эту щекотливую тему.
Его нет ни в ванной, ни в кровати, а по дому разносится все тот же непонятный глухой стук. Уж не забрались ли ко мне воры? А вдруг Хуго лежит в мансарде, связанный по рукам и ногам?! В спальне заботливый Феликс прикрепил к дверце шкафа записку: огромными цифрами выведены телефоны полиции, пожарной службы и «скорой помощи». О Господи, да это стук из подвала! Сломя голову бросаюсь вниз, забыв обо всех Феликсовых телефонах.
Хуго стоит перед усыпальницей Бернхарда и, не замечая меня, самозабвенно колотит топором по кирпичной кладке. Кажется, он решил, что, как это говорят, коли в доме есть топор, так зачем там нужен муж-хозяин. Осколки кирпича разлетаются во все стороны, чуть ли не мне по ногам.
— Ты что?! С ума сошел?! Ты что творишь?!
Хуго вздрагивает всем телом, но, увидев меня, улыбается без тени смущения:
— Да я вот хотел тебе сюрприз приготовить. Я бы уже давно все сделал… Но оказалось труднее, чем я думал.
И что ж он, интересно, себе думал?
Он хотел пробить топором в стене дырку на уровне головы, избавить то, что раньше было головой Бернхарда, от челюстей и снова все замуровать. Беззубым его никто никогда не опознает, а зубы Хуго безо всякого риска швырнул бы в дождливую погоду в Грюсен Воог.
Я слушаю затаив дыхание. Хуго играет в героя, как мальчишка. Весьма умело он проламывает дыру, долотом отбивает по краям куски цемента, заворачивает рукав рубашки, лезет внутрь, и рука его, очевидно, ловит пустой воздух.
— Не мог же он сбежать, — бормочет герой.
Тут меня охватывает бесстыдное, жутковатое любопытство. Что там, что?! Как выглядит человек, полвека проторчавший замурованным в подвале?
— Слушай, а ты заметила, что он никогда не вонял?
И правда. Долго после смерти мужа обходила я стороной это место, но потом это уже стало невозможно. И никогда не было здесь никакого особого запаха, только тот, что и в других помещениях в подвале: пахло углем, бельем, подгнившей картошкой, плесенью.
— Это мой гениальный трюк, — хвастается Хуго. — Я там просверлил отдушину, и когда он стал разлагаться, все газы уходили прямо в каминную трубу.
Ну, где же бурные аплодисменты?
Я специально затягиваю паузу и наконец произношу:
— Да, авантюрист ты был хоть куда, до того на выдумки горазд!
Хуго между тем размышляет:
— Может, он там осел, съехал вниз. Наверное, надо дырку пониже пробить, а то мы его не достанем.
Он снова хватается за топор и демонстрирует мне, какой великий разрушитель стен живет в нем. Удар, кирпич градом разлетается вокруг. Пыль осела, и Хуго опять залезает в темный склеп. Куда я задевала карманный фонарик? Он с усилием отрывает и извлекает наружу кусок того самого прорезиненного плаща, практически не тронутого тлением.
— Вот это я понимаю, вот это мировая работа… — восхищается Хуго.
Тут он выуживает новый трофей — это рука.
— А-а-а-а!!! — воплю я.
— Что это вы здесь делаете? — произносит вдруг у нас за спиной чей-то голос.
Мы не слышали, как в мрачный подвал спустился кто-то еще. Хуго с грохотом роняет топор.
— Бабуля, это же я, Кора, — представляется молодая женщина.
Я сто лет уже не видела свою внучку, но по ее рыжей шевелюре по-прежнему узнаю свою породу.
— Что-то вы совсем не в себе, — улыбается она, — пошли наверх. Вы кастрюлю пустую на газу оставили. Она уже раскалилась докрасна, эмаль трескается.
На кухне Кора варит кофе. Мы с Хуго смотрим друг на друга в полном замешательстве, бледные, как два призрака, и все никак не придем в себя.
— Мои родители развлекаются в Китае, как вы знаете, — сообщает Кора. — Я приехала на встречу выпускников школы в Гейдельберг, они мне оставили твои ключи, ба, мне было велено нанести тебе визит.
Хуго несколько оправился и теперь разглядывает мою хорошенькую внучку. Кора очень похудела. На ней изумрудного цвета кожаный костюм и сапоги выше колен. К сожалению, она тут же закуривает сигарету и пренебрегает моими хрустящими булочками.
— Девочка моя, как ты поживаешь? — оживаю я. — Родители звонили?
Ой, я и забыла: Кора с ними не ладит и потому только, наверное, и приехала в родительский дом, что их там нет.
— Ну не знаю, мы сейчас не особо общаемся, — с издевкой произносит она. — А поживаю я бесподобно. Денег у меня, бабуля, как грязи, живу в свое удовольствие.
После этой непринужденной болтовни мы принимаемся за еду. Кора глаз не сводит с Хуго. (Она научилась кадрить мужчин, едва ей минуло три года.) Впрочем, она и со мной мила и внимательна, разглядывает меня с живейшим интересом. Про наши с Хуго приключения много лет назад ей, видимо, уже сообщили.
— У меня в машине фонарик, — вдруг вспоминает она, — вот перекусим и спустимся в подвал, посветим, посмотрим, что вы там нашли.
Стоит ли ее посвящать в нашу тайну? Боюсь, все равно придется, неизбежно. Не знаю, что она рассчитывает в подвале увидеть. Ох, Господи, она по секрету всему свету об этом растрезвонит. Завтра в газетах напечатают.