Кроме Коры, только мужа я могла бы назвать верным, надежным другом. Но с какой стороны ни посмотри, его не втянешь ни в какие махинации. Бесполезно даже просить: он ни за что не согласится… и потом, у него в доме мой сын! А если эти бандиты нагрянут в Шварцвальд?!
Дармштадтская коммуна провалилась: Эрик знает адрес, туда картины не поставить… Куда же мне с ними? Вот были бы у меня родственники, но их нет… А может, родители Коры?! Они всегда любили меня как родную. Каждый раз зовут в гости, а Бэлу считают чуть ли не внуком. Но боюсь, что разочаровала их. Хоть я и жила все это время вместе с их дочерью, но давно не звонила, не давала о себе знать. Кора никогда не стремилась поддерживать отношения с отцом и матерью и жестоко высмеивала меня за попытки общаться с ее «стариками». Мне было неудобно теперь просить их о помощи, но я все же позвонила, едва солнце поднялось над горизонтом.
Сделав вид, что звоню из Италии, и маловразумительно ответив на вопросы о Коре, я перешла к делу:
– У меня немного необычная просьба… Я могла бы прислать вам на хранение три картины?
– Их нарисовала Кора? – с надеждой спросил отец художницы.
– Нет, это наследство моей бабушки, просто мазня, ничего интересного. Будьте добры, поставьте их в сухое место. Я заеду за ними, как только окажусь в Германии. И обязательно с сыном. Вы удивитесь тому, как он вырос!
– Присылай хоть сотню картин! В кладовке места хватит.
Не откладывая, я вызвала курьера. Завернула картины в старые газеты, потом запеленала в наволочки с ирландскими узорами – чего только не найдешь в доме этнографа! И через два часа вручила их посыльному в красивой ржаво-коричневой униформе, что подкатил к моему дому в микроавтобусе такого же ржавого цвета. Заполняя протянутые мне формуляры, я ловко выдумала художественную галерею из Бремена и изящно вписала ее в графе «Отправитель».
Разделавшись с одной проблемой и чувствуя редкостный прилив вдохновения, я позвонила мужу. Йонас был в поле вместе с нашим сыном, а свекровь почему-то изменила себе и говорила со мной необычайно приветливо, вместо того чтобы, как обычно, приставать с упреками. Чудеса!
От восторженной бабушки я узнала, что Бэла в полном порядке, наел толстые румяные щеки, каждый день с аппетитом уплетает к обеду целый ломоть хлеба с куском колбасы, кровяной или ливерной. В общем, ест, что подают, без капризов и больше не просит спагетти. Во дворе народились котята, живут в сенном сарае – ребенку лучшего развлечения и не надо.
– Одним словом, он здесь просто счастлив, ты за него не волнуйся. А знаешь, может, тебе стоит подумать, не было бы лучше для ребенка, если…
При этих словах мать Йонаса услышала на моем конце провода судорожное всхлипывание, и добрая душа не дала ей завершить злую фразу:
– Ну ладно, я просто так сказала. Ты извини, у меня варенье на плите… – Она распрощалась.
Чтобы занять голову чем-то полезным, я углубилась в учебник итальянского. Скоро мой урок, не хотелось бы провалиться так же, как в первый раз. Может, пойти записаться на какие-нибудь другие курсы итальянского для туристов? Такие, чтобы начинались с утра пораньше, тогда к обеду я смогу появляться перед своей группой со свежими, как весенняя травка, познаниями о предмете. Отличное решение, но не пригодится, ведь Катрин вернется…
Так, посмотрим… Не должна ли я рассказывать немного и о стране в дополнение к языку? Я многое помню из своих экскурсий, но по-итальянски мне не рассказать тот же текст без запинки. И почему, собственно говоря, Флоренция? Довольно странно будет выглядеть, если я ограничусь только одним городом. Пусть будет вся Италия – и я щедро размазала на пол-листа три строчки. «L'Italia е una penisola che ha la forma di uno stivale…» [25] – так я хотела начать.
Откуда мне было знать, что лекцию читать не придется.
Твердым шагом я направлялась к Народному университету. Здравствуй, дорогой мусорный контейнер! Один поворот, и я вижу двор. Небольшое крыльцо – моя маленькая Голгофа, но, может, все не так плохо. Смотри, как ободряюще распахнута дверь…
У меня за спиной раздался щелчок, быстрый топот тяжелых ног, словно кто-то выскочил из машины. Мне бы оглянуться быстрее, но меня схватили сзади, грубо запихнули в рот тряпку, я вдруг согнулась до самого асфальта: кто-то большой заломил мне руки. Не понимая, что происходит, я вырывалась, просто повинуясь инстинкту, но все бесполезно – меня засунули в машину, и та рванула с места. Все, что я видела, лежа на полу, – коврик, край кожаного сиденья, от которого шел приятный новый запах. Но лежать вверх ногами с мерзкой тряпкой во рту очень страшно и неудобно – я попыталась поднять голову, насколько мне позволял некто, насевший сверху, туго стягивавший мне руки. В человеке за рулем я узнала Эрика, а рядом со мной пыхтел от усилий, кто бы вы думали, – муж пленной тайки!
Только не это! Дурной сон прошлой ночи оказался в руку. Ледяной ужас сковал меня: я уже не извивалась и не дрыгала ногами. Лежа на полу, я только тихо недовольно мычала.
Машина остановилась. Знакомое место – дом Эрика. Толстяк вытащил меня за шиворот и погнал перед собой к подъезду. Помогите же мне! Никто из прохожих даже бровью не повел. Эй, тут у вас что, каждый день связанных женщин по улицам таскают?! Подлые трусы!
В гостиной меня вдобавок стреножили, правда, потом хозяин предложил лучшее место: гостью кинули на софу и позволили принять более-менее вертикальное положение. От кляпа меня освободили, для того чтобы устроить допрос: имя, адрес, род занятий.
Я представилась:
– Бьянка Мартини.
Выдавать себя за чистокровную итальянку было не лучшим решением, и мне все равно никто не поверил, но, схватившись за первое, что пришло в голову, я залопотала, изображая акцент:
– Катрин Шнайдер? Кто есть Катрин Шнайдер? – И посмотрела безумным взглядом.
Между тем содержимое моей сумки оказалось на обеденном столе. Эрик выудил из кучи разного дамского барахла учебник – на титульном листе стояло имя Катрин и дармштадтский адрес.
– Значит, говоришь, не знаешь такую? Похоже, это совершенно не мешает ей одалживать тебе книги и посылать вместо себя на урок?
Я надулась и молчала: а почему, собственно, он тыкает? Но тут крепкая затрещина свалила меня на софу и одновременно вытрясла остатки моего мужества.
– Да! Да! Знаю я эту вашу фрау Шнайдер! Я заменяю ее по просьбе директора!
Счастливо и глумливо улыбаясь, гордый тем, что из-под его тяжелой руки полетели мои признания, толстяк открыл большой некрасивый рот:
– Эта Бьянка, или как там ей угодно зваться, сидела у Катрин в кабинете, когда я ходил туда. Они так переглядывались – не скажешь, что едва знакомы. – Он повернулся ко мне и стал уговаривать: – Подумай сама, будет лучше для всех, если ты скажешь, где жена господина Шнайдера.