– Майя, а ты хоть поедешь с ней?
– Нет, к сожалению. Ведь Бела…
– Так он же спит, а до следующего кормления ты уже вернешься.
Хеннинг подбивал меня оставить Белу на его попечение.
– Да и Эмилия услышит, если мальчик заплачет.
Я позаимствовала какую-то тряпочку из гардероба подруги, и мы с ней уселись в объемистый американский «крайслер».
– Вообще-то говоря, – без зазрения совести призналась Кора, – больше всего мне нравится в Хеннинге его зеленый «кадиллак».
– А его самого ты ни чуточки не любишь?
– Господи, ну люблю, люблю, но у него есть недостатки, причем я подразумеваю не возраст, вовсе нет Не будь меня, он приобрел бы себе комфортабельную квартиру в новостройке. В нашей вилле, по его словам, он больше всего ценит ее солидность. Шарм и красота старинных построек ничего не говорят его сердцу Любит он только гольф и скачки.
– А ты?
– Ну, я же не королева. Скачки нагоняют на меня зевоту. Но публика туда ходит занятная, тебя это позабавит.
Кора увлеченно вела машину, а по дороге успела показать мне свою любимую церковь Санта Мария Новелла.
– Здесь тренируется глаз, – заметила она, – я тебе потом покажу фрески.
Выставка ее американского друга хоть и не представляла собой тренировку для глаза, но просто повидать других людей мне было приятно. Когда срок, на который я могла оставить Белу, стал заканчиваться, я начала проявлять признаки нетерпения и призывала Кору ехать домой.
– Мне бы хотелось задержаться еще немного, пусть Сандра тебя отвезет.
Когда я с небольшим опозданием вернулась в розовую виллу, глазам моим открылась совершенно семейная картина: Хеннинг держал ребенка на коленях, Эмилия наварила ему каши, процесс кормления шел полным ходом. Я хотела заменить Хеннинга, но он слишком страстно отдавался своему занятию. Вероятно, Бела пробудил в нем инстинкты дедушки.
– Как много мы упустили в жизни, – говорил Хеннинг Эмилии. Он говорил с ней по-испански, который произвел от своего бразильского португальского. По большей части она понимала, что он хочет сказать. Да и я благодаря урокам испанского, полученным в свое время от господина Беккера, могла улавливать основные мысли.
Нельзя было представить себе более резкого несходства, чем эти несостоявшиеся дедушка с бабушкой. Эмилия, несколько моложе Хеннинга, замужем никогда не была и вела себя как матрона. Фартук, волосы и даже кроссовки были у нее черного цвета. В отличие от нее белокурый Хеннинг носил белые или по крайней мере светлые вещи, золотые цепочки, ботинки из плетеной кожи, а потому и выглядел много моложе, чем Эмилия. В иллюстрированном словаре их портреты вполне могли бы изображать типичных представителей северных и южных народностей. Круглое лицо Эмилии светилось от гордости. Она вовсе не считала себя служанкой, хотя старательно поливала водой каменный пол. Она поселилась на этой вилле, еще будучи молодой девушкой, и тем самым получила право на пожизненное проживание (в отличие от Коры или, скажем, от меня). Агрессивная физиономия Хеннинга понравилась мне много меньше, чем-то напоминая лицо Клауса Кински, но Кора не могла понять и принять это сравнение. В примитивных приключенческих фильмах злодеи всегда ходят в черном, а добрые люди – в белом. Но здесь, в случае с Хеннингом и Эмилией, произошло смешение ролей.
* * *
Для меня наступили приятнейшие времена. Когда у Белы просыпался аппетит, я могла быть уверена, что Эмилия украдкой прошмыгнет в мою комнату и вынет его из коляски. В большой кухне его купали, кормили, с ним тетешкались, пока он не заснет снова. Короче, я могла вставать довольно поздно и завтракать с Корой Хеннинг, как правило, ни свет ни заря уходил на площадку для гольфа и пил кофе у себя в гольф-клубе. В течение дня моего сына попеременно вырывали у меня из рук – то Хеннинг, то Эмилия, то Кора.
Мы с Корой ежедневно ездили за покупками в машине Хеннинга. Набив машину памперсами, детскими бутылочками, виноградом, ветчиной и сыром, шоколадом и цветами, мы возвращались домой. Эмилия ежедневно готовила минестроне – суп по-итальянски – и оставляла его для всех желающих на очаге, но мы чаще всего ходили есть по вечерам, а Эмилия оставалась с Белой и с минестроне. За неделю я здорово загорела под лучами весеннего солнца и превратилась из затюканной нервной матери в молодую веселую женщину. Своих родных, оставшихся дома, я почти выкинула «и головы.
– Скажи, ты могла бы назвать Хеннинга плейбоем? – спросила у меня Кора.
Я недолго размышляла над ответом:
– Еще как могла бы!
Кора очень обрадовалась моему ответу и стала похожа на веселого чертенка.
Я ни разу больше не звонила Йонасу и чувствовала некоторые угрызения совести.
Как-то утром даже Кора заметила:
– Тебе надо бы снова доложиться, не то Йонас начнет тебя искать с полицией или растревожит моих родителей.
– Ну, сегодня вечером его все равно не будет дома.
– Вообще-то говоря, Майя, ты втянула меня в хорошенькую историю.
– Надеюсь, твои родители перенесут это с достоинством.
– Нет, я не об этом. Я говорю про Белу. Хеннинг просто без ума от него. Вчера у него возникла идея фикс просить – не думай, не моей руки, – а просить у меня ребенка.
Я растерялась.
– А ты что ответила?
– Я засмеялась. Но мой смех его обидел. Он говорил вполне серьезно.
Я призадумалась: Бела хоть и не был желанным или запланированным ребенком, но теперь он стал для меня всем на свете.
Кора угадала ход моих мыслей.
– Такой прелестный ребенок – редкое исключение, а от пожилого человека может родиться только какое-нибудь чудовище.
– Кора, все это вздор. Вдобавок уже предварительные исследования покажут, если что-то не так.
Хеннинг вернулся домой раньше обычного, чтобы повидаться с Белой Бартелем до того, как тот уснет. Я прекрасно знала, что его симпатия ко мне держится в определенных границах, и желанным гостем я была для него только как мать Белы. А может, он надеялся найти во мне союзницу. В тех редких случаях, когда мы оставаясь вдвоем, он охотно расспрашивал меня о родителях Коры и о ее прошлом. В своих ответах я соблюдала осторожность. Кора явно наговорила ему всякой всячины насчет того, что рассорилась с родителями и не получает никакой финансовой поддержки.
– Не понимаю я этого отца, – говорил Хеннинг, – он хоть и профессор, но даже ученый не должен быть в такой степени не от мира сего. Молоденькая девушка, одна, в Италии – и без гроша в кармане. Это ведь может плохо кончиться.
Он считал себя спасителем Коры, он спас ее от воровства и тюрьмы, от проституции и наркотиков.
Мне стало жаль профессора, который и по сей день переводил своей дочери изрядную сумму на обучение, но она не снимала деньги со счета, а напротив, копила проценты. Хеннинг был человек щедрый, мы ни в чем не испытывали недостатка, в том числе и в наличности. Он собирался провести большую реставрацию. Кора бегала по ремесленникам и архитекторам из опасения, что Хеннинг без ее вмешательства изуродует виллу.