— Прости, Шермэйн, — хрипло ответил Керри. — Я не хотел тебя напугать. Не знаю, что со мной случилось.
— Ты очень силен, Брюс. Нет, я не испугалась. Ну может, совсем чуть-чуть. Просто я боюсь твоих глаз, когда они смотрят, но не видят.
«Ну и хорош же ты, — упрекнул он себя. — Брюс Керри, нежный любовник. Брюс Керри, тяжеловес с могучими кулаками».
У него подгибались ноги, и дыхание еще не выровнялось.
— Ты не носишь бюстгальтер, — сказал он не подумав и тут же пожалел. Но она рассмеялась, мягко и хрипловато.
— Думаешь, надо, Брюс?
— Нет, я не то хотел сказать… — запротестовал он, вспомнив маленькую упругую грудь. Запутавшись в словах, он замолчал, пытаясь успокоить дыхание и справиться с дурманом страсти.
Шермэйн внимательно посмотрела ему в глаза.
— Теперь ты опять видишь. Может быть, я позволю тебе меня снова поцеловать.
— Пожалуйста, позволь, — попросил он, и она прижалась к нему.
«Давай-ка понежнее, дружище Брюс», — подумал Керри.
Дверь купе с треском распахнулась, и они отскочили друг от друга. На пороге стоял Уолли Хендри.
— Так-так-так. — Маленькие пронзительные глазки уже все изучили. — Прекрасно!
Шермэйн одновременно запихивала рубашку в джинсы и пыталась пригладить волосы.
Уолли осклабился:
— Я всегда говорил, что после обеда — самое оно. Способствует пищеварению.
— Чего тебе? — рявкнул Брюс.
— Нет сомнений в том, чего надо тебе, — сказал Уолли. — И похоже, что ты уже почти получил что хотел.
Он медленно обшарил Шермэйн глазами — от талии до лица.
Брюс вытолкнул Уолли в коридор и вышел следом.
— Так чего тебе? — повторил Керри.
— Раффи хочет, чтобы ты проверил его приготовления, но я ему передам, что ты занят. Если хочешь, можем отложить бой до завтрашнего вечера.
Брюс нахмурился.
— Передай ему, что я буду через две минуты.
Уолли прислонился к двери.
— Ладно, передам.
— Чего ты ждешь?
— Ничего.
— Убирайся! — зарычал Брюс.
— Ладно-ладно, смотри не запутайся в трусах, пижон.
Хендри медленно пошел по коридору.
Шермэйн стояла на том же месте, в глазах блестели злые слезы.
— Свинья. Грязная свинья.
— Он не стоит твоих слез.
Брюс попытался обнять ее, но она отшатнулась.
— Я его ненавижу. Он все портит, во всем видит грязь.
— Между нами не может быть ничего грязного, — сказал Керри, и в то же мгновение ее ярость стала утихать.
— Я знаю, Брюс. Но он может все испортить.
Они нежно поцеловались.
— Я должен идти. Меня ждут.
На секунду она прижалась к нему.
— Будь осторожен. Обещай, что будешь осторожен.
— Обещаю, — сказал Брюс, и Шермэйн выпустила его из объятий.
Они отправились в путь еще засветло, но во второй половине дня набежали облака и теперь висели низко над лесом, не давая выхода скопившейся за день жаре.
Брюс шел впереди цепочки, Раффи в середине, а Хендри замыкал.
К ночи они достигли переезда. Начался теплый дождь; большие мягкие капли падали, как слезы уставшей от горя женщины. Наступила такая темнота, что Брюс, поднеся раскрытую ладонь к самому носу, не смог ее увидеть. Чтобы не сбиться с пути, длинной палкой Керри, как слепец, постукивал по стальному рельсу, вдоль которого они шли. С каждым шагом гравий железнодорожной насыпи хрустел под ногами. Идущий за ним держал его за плечо. Брюс чувствовал, как все остальные движутся сзади, похожие на тело огромной змеи, слышал хруст гравия у них под ногами, приглушенные разговоры и лязганье оружия. Кто-то возмущенно повысил голос, и тут же был прерван глухим ворчанием Раффи.
Они пересекли шоссе, и дорога пошла в гору — пришлось сильно наклоняться вперед. Это были Луфирские холмы.
«На вершине устрою привал, — подумал Брюс. — К тому же оттуда хорошо видны огни поселка».
Дождь внезапно кончился. Наступившая тишина казалась невероятной. Теперь Брюс отчетливо слышал дыхание и шаги его отряда. Где-то в лесу тенькала древесная лягушка — звук был чистый и красивый, словно металлические шарики падали в хрустальный стакан.
Чтобы хоть как-то возместить временное отсутствие зрения, у Брюса обострились все чувства — слух, обоняние, осязание. Он уловил приторно-сладкий аромат какого-то местного цветка и тяжелый запах влажного леса, почувствовал капли дождя на лице и трение одежды о тело… Внезапно у него внутри все затрепетало и съежилось: какое-то животное ощущение опасности подсказывало ему, что впереди в темноте кто-то есть.
Он остановился. Идущий следом солдат ткнулся ему в спину, и оба чуть не упали. По всей цепочке бойцов пронесся шорох, а затем наступила тишина. Все ждали.
Брюс напряг слух и пригнулся, держа наготове винтовку. Он чувствовал, что там, в темноте, кто-то есть.
«Господи, прошу тебя, только бы не пулемет, — подумал он, — нас же разнесут в клочья».
Осторожно обернувшись, он нащупал голову шедшего за ним и, притянув к себе, еле слышно прошептал на ухо:
— Ложись, тихо. Передай остальным.
Замерев на месте, Брюс ждал, прислушиваясь и всматриваясь в темноту. Его осторожно тронули за щиколотку — весь отряд лежал на земле.
— Хорошо. А теперь посмотрим, что там.
Отстегнув от пояса одну из гранат, он снял чеку и положил ее в нагрудный карман. Затем, нащупывая ногой каждую шпалу, двинулся вперед. Пройдя десять шагов, замер. Совсем рядом раздался тихий хруст гравия. Горло перехватило, дыхание прервалось.
«Я совсем близко. Боже, если они откроют огонь…»
Дюйм за дюймом он стал отводить руку с гранатой назад.
Надо швырнуть и упасть. Пятисекундный взрыватель — слишком долго: шуфта услышат и начнут стрелять.
С отведенной назад рукой, он подогнул колени и стал тихо опускаться на землю.
«Вот сейчас», — подумал он. В это мгновение на полнеба вспыхнула зарница. Черные холмы выступили на фоне бледных облаков, блеснули стальные рельсы. Темный лес возвышался по обеим сторонам путей… Леопард — огромный, золотисто-черный леопард — стоял напротив Брюса. Секунду они смотрели друг на друга, а потом снова нависла тьма.
Леопард громко фыркнул в темноте, и Брюс попытался вскинуть зажатую в левой руке винтовку — правой он готовился бросить гранату.
Не веря своим ушам, Брюс услышал, как леопард прыгнул в сторону и на бегу зашуршал кустарником.