Раскаты грома | Страница: 103

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Тут в голову Шону пришла неожиданная мысль:

– А что вообще здесь делал Дирк?

– Ну, дело вот в чем, мистер Кортни... Пару недель назад он дал мне взаймы несколько фунтов. Я попросил его зайти за ними... вот он и зашел.

– Значит, он здесь не пил? – подозрительно спросил Шон.

– Боже, конечно нет!

Арчи так явно изумил этот вопрос, что Шон кивнул.

– Хорошо. И что потом?

– Ну, Норман продолжал над ним смеяться. Обзывал его трусом и всяко... точно не помню. Но наконец молодой Дирк потерял терпение. Подошел и сшиб его со стула. Думаю, Норман это заслужил. А, парни?

Арчи снова всех осмотрел.

– Это верно... У меня кровь кипела, когда я слышал, как он глумился над Дирком, – поддержал Арчи механик, и остальные одобрительно зашумели.

– Ну так вот, – продолжил свой рассказ Арчи. – Норман, лежа на полу, вытащил нож.

Вдоль прилавка пробежал шумок изумления. Кто-то раскрыл рот и протестующе поднял руку, но неожиданно смешался и просто почесал щеку.

– Этот нож – где он сейчас? – спросил Шон.

Стоявший за ним Дирк заулыбался. Улыбка делала его лицо прекрасным.

– Вот.

Бармен Генри сунул руку под прилавок и достал нож с большой костяной рукоятью. Все в комнате посмотрели на него.

– Как он туда попал? – спросил Шон и впервые увидел на всех лицах виноватое отвращение. Он со всей определенностью понял: врут.

– Я потом забрал его у Нормана. Мы подумали, что вам лучше первому узнать правду... вы его отец и все такое.

Арчи смущенно пожал плечами и улыбнулся свидетелям.

Шон медленно повернулся к ближайшему из них. Это оказался банковский клерк.

– Этим ножом Норман Ван Эйк угрожал моему сыну?

– Этим самым, мистер Кортни.

Говоря это, клерк неестественно взвизгнул.

Шон посмотрел на следующего и слово в слово повторил вопрос.

– Да, нож тот самый, сэр.

– Тот, тот.

– Да.

– Несомненно, это он.

Шон по очереди спросил всех, и все ответили одинаково.

– Дирк, – наконец обратился он к сыну. И спросил медленно и тяжело, глядя в невинные глаза Дирка: – Перед лицом Бога, Норман Ван Эйк угрожал тебе этим ножом?

«Сын мой, скажи нет. Скажи громко, чтобы все услышали. Если тебе дорога моя любовь, скажи правду. Пожалуйста, Дирк, прошу тебя». Все это он пытался передать без слов, одним взглядом.

– Господь свидетель, па, – ответил Дирк и снова замолчал.

– Ты не ответил на мой вопрос, – настаивал Шон. «Пожалуйста, сын мой».

– Он вытащил нож из кармана комбинезона – лезвие было закрыто. Он раскрыл его ногтем большого пальца левой руки, па, – спокойно объяснил Дирк. – Я хотел ногой выбить нож, а попал в грудь. Он повалился на спину, и я видел, что он поднимает нож, чтобы метнуть. Я ударил его стулом. Только так я мог его остановить.

Лицо Шона утратило всякое выражение. Оно стало жестким, каменным.

– Хорошо, – сказал он. – Сейчас нам лучше пойти домой. – Он обратился к собравшимся: – Спасибо, джентльмены.

И вышел за дверь, к своему «роллсу». Дирк покорно пошел следом.

На следующий день Дирк Кортни под залог в пятьдесят фунтов был передан на поруки отцу с условием, что спустя две недели предстанет перед судом по обвинению в убийстве.

Его дело рассматривалось первым. В старинном здании суда собралась вся округа, снаружи люди прильнули ко всем окнам. После семиминутного обсуждения судья вынес вердикт, Дирк сошел со скамьи подсудимых, и его тут же – со смехом и поздравлениями – подхватила толпа и вынесла на солнце.

В почти опустевшем здании суда Шон не встал со своего места в переднем ряду. Петер Аронсон, защитник, которого Шон выписал из Питермарицбурга, сложил бумаги в портфель, пошутил с регистратором и подошел к Шону.

– На все про все семь минут – это рекорд.

Улыбаясь, он походил на медведя-коалу.

– Закуривайте, мистер Кортни.

Шон помотал головой. Петер закурил непропорционально длинную сигару.

– Однако сознаюсь, эта история с ножом меня беспокоила. Я ожидал неприятностей. Мне этот нож совсем не понравился.

– Не больше, чем мне, – негромко ответил Шон, и Петер наклонил голову набок, глядя Шону в лицо яркими птичьими глазами.

– Зато свидетели хороши – настоящие ученые тюлени. Только командуй: оп, оп! Словно по волшебству. Кто-то очень хорошо их выдрессировал.

– Я вас не понимаю, – мрачно сказал Шон, и Петер пожал плечами.

– Я пришлю вам счет. Предупреждаю: счет будет большой. Скажем, пятьсот гиней?

Шон откинулся на спинку стула и посмотрел на маленького адвоката.

– Скажем, пятьсот гиней, – согласился он.

– Когда вам в следующий раз понадобится защитник, рекомендую способного молодого человека по фамилии Ролл. Хамфри Ролл, – продолжал Петер.

– Вы думаете, мне опять понадобится защитник?

– С вашим парнем – понадобится, – уверенно сказал Петер.

– А вы не хотите поработать? – спросил Шон с внезапно пробудившимся интересом. – Пятьсот гиней мало?

– Деньги я могу заработать где угодно. – Петер извлек сигару изо рта и осмотрел серый пепел на ее кончике. – Запомните это имя, мистер Кортни: Хамфри Ролл. Умный парень и не слишком разборчивый.

Он пошел по проходу с тяжелым портфелем в руке. Шон встал и медленно побрел за ним. Выйдя на ступени суда, он посмотрел на площадь. В центре небольшой толпы стоял Дирк. Он смеялся, рука Арчи лежала у него на плече. До того места, где стоял Шон, донесся голос Арчи:

– Пусть никто не думает, что можно задирать Дирки – кончите с выбитыми зубами и разбитой головой. – Арчи улыбнулся так широко, что стали видны гнилые зубы. – Повторю, чтоб все слышали. Дирки мой друг, и я им горжусь.

«Только ты и гордишься», – подумал Шон. Он посмотрел на сына и увидел, каким тот стал высоким. Плечи мужчины, мускулистые руки, ни грамма жира на животе, стройные бедра, длинные ноги.

Но ему всего шестнадцать. Он еще ребенок. Может, еще выправится? И тут же Шон понял, что обманывает себя. Он вспомнил слова, которые много лет назад сказал ему друг: «Некоторые грозди вырастают на неподходящей почве, некоторые заболевают, прежде чем попасть в пресс, а другие портит беззаботный винодел. Не из всех гроздьев получается хорошее вино». «Я и есть беззаботный винодел», – подумал он.

Шон перешел через площадь.

– Ступай домой, – хрипло приказал он.

Посмотрев в ангельски красивое лицо, он понял, что больше не любит сына, и это понимание вызвало у него тошноту.