Сейчас она занималась последними приготовлениями к ужину – расставляла на столе вазы с цветущим олеандром. Через час появятся гости, а отец еще не вернулся с ежедневного совещания от генерала Гордона. Ребекка переживала: опоздав, Дэвид наверняка нарушит уютную атмосферу. Узнав об отказе Гордона от приглашения, она втайне даже обрадовалась – герой Британской империи слыл человеком, начисто лишенным светского лоска. Разговоры его пронизывал дух елейной набожности и мистицизма, а чувство юмора, мягко говоря, почти отсутствовало.
В этот момент на лестнице послышались знакомая отцовская походка и высокий голос: консул подзывал кого-то из слуг. Ребекка бросилась навстречу. На пороге Бенбрук обнял дочь, но как-то рассеянно, небрежно. Отступив на шаг, девушка заглянула ему в глаза.
– Что-нибудь случилось, отец?
– Завтра вечером мы покидаем город. Генерал Гордон приказал эвакуировать из Хартума всех граждан Великобритании, Франции и Австрии.
– Значит, и ты отправишься с нами, папочка? – В последние дни Ребекка избегала ласковых обращений.
– Значит.
– Как же мы поедем?
– Гордон конфисковал пароход и баржи Райдера Кортни. На них мы спустимся вниз по реке. Я пытался спорить с генералом, но безуспешно. Он непробиваем. Если решение принято – уже не отступит. – Улыбнувшись, Бенбрук обхватил дочь за талию и закружил по залу. – По правде говоря, я очень рад, что решение это пришлось принимать не мне. Как бы то ни было, ты вместе с девочками скоро окажешься в безопасности.
Часом позже консул и Ребекка стояли в просторной прихожей под бронзовым канделябром, принимая первых гостей. Почти все приглашенные были мужчинами. Несколько месяцев назад большую часть женщин переправили на север, в дельту, использовав для этого игрушечные канонерки Гордона. Сейчас утлые суденышки ожидали в Метемме отряд поддержки. Ребекка и ее сестры остались в Хартуме в числе немногих европеек.
За спиной отца с притворной скромностью стояли девочки. Ценой пролитых слез Саффрон и Эмбер убедили Ребекку разрешить им присутствовать в зале, когда туда войдет Райдер, и полюбоваться фейерверком – прежде чем нянька Назира уложит их в постель. Назира, нянчившая еще Ребекку, считалась в семействе Бенбрука родным человеком. Сейчас она крепко держала малышек за руки, готовая ровно в девять увести их в спальню. К глубокому огорчению девочек, Райдер Кортни появился последним. Увидев его статную фигуру, сестры, хихикая, зашептались.
– Он такой красавец! – прикрыла глаза Саффрон.
Подтолкнув ее коленом, Назира негромко заметила на арабском:
– Если тебе и не суждено стать настоящей леди, то попробуй хотя бы вести себя как положено, Саффи.
– Я тоже ни разу не видела его при полном параде, – поддержала сестру Эмбер.
Плечи Райдера обтягивал новый сюртук, недавно введенный в моду принцем Уэльским: узкая талия и блестящие шелковые лацканы. Портной-армянин в Каире скопировал фасон с рисунка в одном из номеров «Лондон иллюстрейтид ньюс». Двигался Кортни с непринужденной грацией, незаметной в будни, когда он расхаживал в куртке из потертого молескина. Лицо молодого мужчины было гладко выбрито, волосы поблескивали в свете свечей.
– Ага! Смотри, он принес нам подарки! – с чисто женской наблюдательностью заметила Эмбер выпирающий внутренний карман на левом борту сюртука.
Обменявшись рукопожатием с Бенбруком, Райдер отвесил Ребекке вежливый поклон. Целовать девушке руку он не стал: Кортни претила бытовавшая в среде дипломатов французская галантность. Затем он подмигнул девочкам, и те тут же зажали рты ладошками, чтобы не рассмеяться.
– Будет ли мне предоставлена честь проводить двух сиятельных леди на террасу? – галантно поклонился он.
– Безусловно, месье, – благосклонно протянула Саффрон, а Эмбер едва не задохнулась от сдерживаемого смеха.
Райдер подхватил девочек под руки и направился к высокой, распахнутой на террасу стеклянной двери. Слуга в белоснежной робе и с огромным тюрбаном на голове принес им стаканы с приготовленным из свежих фруктов лимонадом. Кортни вручил сестрам подарки – ожерелья из крошечных вырезанных из слоновой кости львов, обезьянок и жирафов. Саффрон и Эмбер были очарованы.
С небольшой площади, на которой раньше торговали рабами, донеслись звуки музыки – то играл духовой квартет. Свой обычный репертуар, состоявший из полек, вальсов и военных маршей, музыканты разнообразили тягучими восточными мелодиями.
– Спой нам, Райдер, ну пожалуйста! – умоляюще протянула Эмбер, а когда Кортни рассмеялся и покачал головой, повернулась к отцу: – Папочка, пусть он споет.
– Моя дочь права, мистер Кортни. Поверьте, ваш баритон доставит всем нам неизъяснимое удовольствие.
Поколебавшись, молодой мужчина затянул песню, и минуту спустя гости стали дружно прихлопывать в такт. Несколько голосов поддержали певца, и над террасой мягко зазвучал целый хор, с чувством выводивший слова известного сонета «В небесах над равниною моря».
Внезапно, разорвав сумерки, вспыхнули огни фейерверка. Посланные с катера сигнальные ракеты осыпали уже потемневший небосклон синими, зелеными и красными звездочками. В парке послышались восхищенные восклицания. Кто-то из дервишей, находившихся на противоположном берегу реки, решил послать заряд картечи в то место, откуда, по его расчетам, поднимались в воздух ракеты. Как обычно, выстрел оказался совершенно безвредным, никто из гостей и не подумал искать укрытие.
Когда девочек, несмотря на пылкое возмущение, отвели в спальню, стройный слуга-араб принялся пальцами выбивать на небольшом барабане дробь, приглашая взрослых к столу. Это было воспринято с воодушевлением: жившие в Хартуме если не голодали, то, во всяком случае, не могли пожаловаться на отсутствие аппетита. Порции оказались почти детскими, однако австрийскому консулу герру Шифферу хватило и малости, чтобы объявить суп из семян лотоса «божественным», пашет – «нежным и на редкость питательным», а грудку пеликана – «просто необыкновенной». Ребекка не без труда убедила себя, что слова эти должны означать комплимент.
Банкет близился к концу, когда Райдер Кортни еще раз подтвердил свое право на звание героя вечера. Хлопнув в ладоши, он подозвал к террасе Башита, который с ухмылкой горгульи поставил на стол серебряный поднос. Перед изумленными взглядами гостей предстали толстого стекла бутылка коньяка «Хайн» и деревянный ящичек, полный гаванских сигар. Наполнив драгоценной влагой бокалы и раскурив сигары, мужчины блаженно откинулись на спинки стульев. Завязалась неспешная беседа ни о чем, прерванная, впрочем, почти в самом начале возгласом месье Ле Блана:
– Поразительно! Что могло заставить Китайца Гордона отказать себе в таком удовольствии? – Он усмехнулся. – Ведь нельзя же спасать Британскую империю двадцать четыре часа в сутки. Даже Геракл иногда отдыхал от своих подвигов!
Ле Блан являлся главой бельгийской делегации, направленной королем Леопольдом к Махди с целью завязать дипломатические отношения. Так и не достигнув успеха, бельгиец надолго застрял в осажденном городе. Сидевшие за столом англичане смотрели на него с жалостью: «Иностранец! О чем он может рассуждать? Простим ему недостаток хороших манер!»