Правда, гостиная, где проходили обычно ее музыкальные вечера, с последнего посещения Альдо ничуть не изменилась: те же драпировки цвета опавших листьев, те же восточные бархатные скатерти на столах… Зато стоило ему войти в соседнюю комнату, служившую некогда библиотекой и кабинетом, как Джиневра немедленно трагическим жестом, достойным самой Чечины, указала на огромное овальное зеркало в потускневшей золотой раме — неплохое, но самое обыкновенное зеркало конца прошлого столетия, которое заменило собой великолепное венецианское XVI века. Исчез и старинный корабельный фонарь, при свете которого любил писать отец Адрианы. Альдо почувствовал, что кровь закипает у него в жилах.
— И давно все это продано?
— Два месяца тому назад, — ответила старая служанка. — Деньги понадобились для поездки в Рим и обучения этого мерзавца. Ваше сиятельство, он же ее разорит, а как разорит — выбросит к чертовой матери! Тьфу! — плюнула она, вконец осерчав.
— Я сделаю все, что в моих силах, и будьте уверены: этого не случится. Вещи забрал ее миланский антиквар, как его там, Сильвио Брюскони, что ли?
— Да, он. Они все это ночью проделали.
Морозини начал понемногу успокаиваться. Стало ясно, что Адриана стыдилась своих поступков. У нее и раньше бывали затруднения, и в таких случаях она всегда обращалась за помощью к своему кузену-антиквару. Он помогал ей продавать кое-какие вещи или просто ссужал ее деньгами. И теперь она неспроста обратилась не к нему, а к Брюскони, который помогал ей выжить в годы войны. Видимо, Спиридион крепко держал ее в руках. Она не на шутку увлеклась им, а для женщины ее возраста это опасно.
Джиневра, упав на стул, расплакалась, и князь дружески и успокаивающе потрепал ее по плечу.
— Жаль, что я не узнал об этом раньше, но успокойтесь: сегодня же вечером я отправлюсь в Милан, завтра увижусь с Брюскони и, может быть, выкуплю у него и зеркало, и фонарь.
— Ах, дон Альдо! Не стоит зря беспокоиться, нынче вы их ей вернете, а через неделю она снова все спустит, чтобы угодить своему варвару.
— Конечно, я ей их не отдам. Во всяком случае, до тех пор, пока она не придет в себя. Не горюйте, Джиневра! И постарайтесь поладить с Дзианом. Он славный парень!
Через три дня Морозини вернулся из Милана вполне довольный: ему удалось не только выгодно продать некоторые вещи с аукциона, но и выкупить все реликвии дома Орсеоло, попавшие в руки его коллеги Брюскони, которого Альдо хотя и не любил, но в одном отдавал ему должное: при всей своей природной хитрости и умении манипулировать сильными мира сего, он никогда никого не обманывал. А с людьми, которые, подобно Морозини, были могущественнее и удачливее его, Брюскони и не думал лукавить: он умел верно оценивать ситуацию. Венецианец располагал всем необходимым: прекрасным положением в обществе, обаянием, княжеским титулом.
Брюскони умел при случае довольствоваться и малым, рассчитывая на крупные дивиденды в неопределенном будущем.
Итак, Альдо был доволен своими делами, а по возвращении домой его ждала новость, которая обрадовала его еще больше: накануне приехала его двоюродная тетушка, маркиза де Соммьер со своей неизменной спутницей Мари-Анжелиной дю План-Крепен. Счастливая Чечина на радостях распевала арию из «Нормы» так громко, что ее слышно было даже на Большом канале.
Морозини вошел в лаковую гостиную в тот момент, когда Дзаккария подавал маркизе и ее спутнице шампанское. Было всего лишь пять часов вечера, но что же делать, если маркиза не признавала никаких других напитков, разве только утром пила кофе с молоком, а чай ненавидела и говорила, что это «мерзкое пойло, которое англичане только могут пить ведрами, чуть ли не двадцать четыре часа в сутки».
— Наконец-то явился! — воскликнула маркиза, прижимая Альдо к своей обширной груди, сплошь покрытой золотыми цепочками и всевозможными ожерельями. — А мы уж боялись, что никогда тебя не догоним.
— Не ясно, кто кого догонял, тетя Амелия! Когда я вернулся из Англии и зашел к вам, ваш Сиприен сказал мне, что вы «путешествуете по Италии», и только!
— Большего он и не мог тебе сообщить, мы все время переезжали с места на место. Вспомни, в сентябре ты должен был ехать в Англию, мы тогда отправились к леди Винчестер, ждали-ждали тебя, но ты так и не появился ни в «Ритце», ни в каком-либо другом месте. Мы отправились в Венецию, и тут нам сказали, что ты только что уехал… в Англию. Мина и господин Бюто уверяли нас, будто ты пробудешь там всего две-три недели, ну и мы, переночевав в гостинице, решили пока суд да дело объехать полуостров. Побывали во Флоренции, в Сиене, в Перудже, добрались даже до Рима, но то, что мы там увидели, нас очень огорчило: город просто кишит этими тараканами в черных рубашках, которые вызвали у нас чувство омерзения… Вздумали проверять наши документы только потому, что мы иностранки! Так обращаться с дамами, остановившимися не где-нибудь, а на Квиринале! Все вокруг возмущались: «Как может король идти на поводу у какого-то Муссолини!»
— Вероятно, у него нет другого выхода, — ответил Альдо со вздохом. — Италия после войны оказалась в кризисе, над ней нависла большевистская угроза. Правда, я сомневаюсь, что новый порядок пойдет ей на благо.
— Он пойдет на благо тем, кто на этом обогатится! А их, поверь мне, не так мало. Однако на чем мы остановились…
Мы с Мари-Анжелиной уехали первым же поездом. Приезжаем в Венецию, а ты опять исчез!
— К счастью, на этот раз вы решили меня дождаться. Вы и представить себе не можете, до чего же я рад вас видеть!
Надеюсь, вы побудете у нас подольше, хотя ноябрь в Венеции не самое лучшее время: осенние приливы, наводнения…
Мари-Анжелина, до сих пор хранившая молчание, восторженно, с придыханием произнесла:
— Я думаю, мне это понравится! Наверное, забавно переходить площадь Сан-Марко по деревянным мосткам!
— Я всегда подозревала, милочка, что в глубине души вы обожаете приключения, — покачала головой маркиза. — Ах да, Альдо, твоего друга Бюто вчера привезли из больницы.
Вид у него неважный, но думаю, через пару дней все пойдет на лад: уж Чечина сумеет о нем позаботиться.
— Пойду-ка я к себе переоденусь, но сначала загляну к нему, — сказал Альдо.
Однако Морозини так и не суждено было подняться к себе. Только он направился к лестнице, как в дом вбежал только что приплывший на гондоле Дзиан. Он был сам не свой, и новость, которую он принес, была удручающей.
— Дворец Орсеоло ограбили! — крикнул он с порога. — Прихожу я туда на ночное дежурство, и что же? Джиневра в истерике, а около нее снуют какие-то кумушки. Кругом крики, слезы. Два карабинера безуспешно пытаются добиться от них толкового слова, а я сразу все понял: стекла в шкафах разбиты, серебра нет, вещиц всяких-разных нет… Ах, ваше сиятельство, бежимте скорее! А то полицейские еще и меня, чего доброго, засадят!
— Пошли! А когда, по-твоему, это случилось?