Их ничто не может побудить к действиям, кроме народного мнения, выраженного определенно, уж поверьте мне, Ольга…
Юрьевна, — подсказала я.
* * *
Ну да-да, а мнение народа может возбудить только чувство, эмоция. Логика и точные построения, обращенные к разуму, тут ни к чему не приведут… Народ — это… — Тут Спиридонов слабо махнул рукой, пробормотал «до свидания», повернулся и побрел к двери.
Подождите, Николай Игнатьевич, — выкрикнула я, и он остановился и оглянулся.
— Я вам сейчас дам машину, доедете спокойно до дома, хорошо?
Спиридонов пожал плечами и снова повернулся к двери.
Я ткнула пальцем в кнопку селектора и начала барабанить по ней, словно выбивала морзянку ключом рации.
Дверь кабинета отворилась, и в него заглянула Маринка с растерянным выражением на лице: я никогда себе не позволяла вызывать ее столь бесцеремонным способом.
— Виктора сюда! — скомандовала я и добавила громче:
— Срочно!
Маринка приоткрыла рот, но ничего не ответила и выскочила, захлопнув за собой дверь.
Послышался ее взволнованный голос — она кричала в трубку телефона:
— Виктор, Виктор, ты там? Если ты там, срочно к Ольге Юрьевне, срочно, ты понял меня?!
Наводить панику — один из Маринкиных талантов, это у нее получается настолько лихо и профессионально, что попытки любого другого человека действовать в этой области смотрятся жалким дилетантством.
— Сколько суеты, — спокойно прокомментировал развернувшиеся вокруг него события Спиридонов, — я бы и на троллейбусе доехал…
— Такие люди, как вы, — весьма нечастые гости у нас, — сказала я, подходя к нему. — Пойдемте, я вас провожу, для нас большая честь принимать вас у себя…
Мы вместе вышли из кабинета.
— Я здесь, — слева от меня послышался спокойный голос нашего фотографа Виктора, знаменитого молчуна и поистине самого надежного мужчины, которого я только встречала в своей жизни.
Виктор служил в Афганистане в войсках специального назначения, и его боевые навыки здорово пригодились ему в мирной жизни. Например, он несколько раз спасал мне жизнь. При всем этом он был замкнут, молчалив, обязателен и надежен. А Маринка, швабра, уже не один год морочила парню голову и вела себя непростительно легкомысленно и, я бы сказала, глупо. Правда, в какой-то момент мы все были уверены, что у Маринки с Виктором даже что-то «оформилось». Но все как внезапно началось, так же неожиданно и закончилось. Маринка, по своему обыкновению, на мои вопросы делала круглые глаза и всячески отговаривалась, ну а Виктор как всегда молчал с прежней невозмутимостью.
А между прочим, разрыв с Виктором я считаю самой большой Маринкиной глупостью.
— Виктор, отвези, пожалуйста, Николая Игнатьевича домой, — сказала я Виктору, протягивая ключи от своей машины и незаметно придерживая его за локоть.
Спиридонов, не торопясь, пошел к выходу.
— Проводи его, пожалуйста, до самого дома, — быстро проговорила я Виктору. — Я опасаюсь, как бы он с собой чего не сотворил, не выпускай его из виду ни на секунду, пожалуйста…
Виктор спокойно мне ответил:
— Понял, — и направился вслед за Спиридоновым.
Я окликнула Кряжимского, вставшего со своего места и тоже пошедшего за Николаем Игнатьевичем.
— Сергей Иванович, можно вас?
Кряжимский подошел, оглядываясь на входную дверь.
— Сергей Иванович, — я потрясла его за рукав пиджака, и Кряжимский удивленно воззрился на меня, — срочно звоните каким-нибудь его знакомым и друзьям, пусть едут к нему домой и не оставляют одного. Вы меня поняли? Вы поняли меня, Сергей Иванович?!
— Д-да, кажется, — пробормотал Кряжимский, по инерции сделал шаг к выходу, потом взглянул на меня и пошел к Маринкиному столу, где стоял телефон, на ходу доставая из кармана пиджака пухлую записную книжку. Я постояла еще несколько минут перед кабинетом, подумала, все ли я сделала, что можно, и медленно вернулась к себе. Настроение у меня было ужасным.
Подойдя к своему столу, я обошла его, упала в кресло и закурила. Меня била противная мелкая дрожь.
Вбежала взволнованная Маринка.
— Что случилось? — выкрикнула она, не забыв тщательно прикрыть за собою дверь, чтобы ничто не отвлекло меня от ожидаемого ею пересказа событий. — Я так перепугалась за тебя! Не молчи, не молчи, что ему было нужно?
Я устало махнула рукой:
— Потом, Марин, потом, не могу сейчас…
Но разве Маринка отстанет, если ее мучает любопытство?
Через пять минут она уже знала все и ругала вовсю наши доблестные органы правопорядка, Министерство культуры и все ЮНЕСКО в придачу. Чтобы пресечь ее вербальную атаку на меня, я попросила кофе.
— Сейчас сделаю! Нет, ну надо же: такого человека обвинить в краже! Да я думаю, если бы он захотел, он за свою жизнь половину музея бы перетаскал к себе домой, но он же этого не сделал!
Продолжая возмущаться, Маринка наконец-то вышла и оставила меня одну. Я слышала ее громкий голос, доносившийся из-за двери. Она со всеми подробностями рассказывала Сергею Ивановичу то, что узнала от меня. Существенным плюсом для меня в этом было то, что я избежала участи повторять то же самое еще и Кряжимскому.
Однако, слушая Маринку, я внезапно приняла решение, которое почему-то сразу мне в
Голову не пришло.
Я подошла к вешалке и надела плащ, обернулась и вспомнила, что забыла сумку. Взяв ее и проверив, что редакционное удостоверение лежит на месте, я вышла из кабинета.
Сергей Иванович стоял у Маринкиного стола и с кем-то говорил по телефону, увидев меня, он кивнул и быстро закончил разговор.
— Я двоим позвонил. Диван уже выехал к Спиридонову, второго не было дома, но жена обещала ему передать. Сейчас еще попробую найти кое-кого…
Кряжимский опять зарылся в свою записную книжку.
— Какой такой диван? — спросила Маринка.
— Это стариннейший приятель Спиридонова. Они вместе работали раньше в музее, — ответил Сергей Иванович, — его фамилия Диванов…
— А, поняла, поняла, — закивала Маринка. — А то я удивилась даже: какой диван?
— Предлагаю прокатиться до картинной галереи, Сергей Иванович, — предложила я Кряжимскому, — изучим обстановку на месте. Может быть, мы с вами сумеем решись этот вопрос с другого конца.
* * *
— Конечно, правильно, согласен, — сразу же ответил он и пошел одеваться.
— Ты поговори с этим директором, договори так, чтобы у него очи повылазили, — дала мне задание Маринка и резкими движениями принялась наводить порядок на своем столе.